— Да, возможно, он вернулся, но это всего лишь случайность, простая случайность, — прошептала Сэм. — Это не имеет никакого отношения к Джемми.
— Мне все равно, почему он вернулся, — причитала Мэнди, не желая, чтобы ее утешали. — Мне нужно защитить сына.
Сэм посмотрела на Мередит. Несмотря на весь эгоизм, на все тщеславие, Мередит была Макклауд, и обе сестры никогда не отворачивались от Мэнди, что бы ни было, и всегда оказывали ей поддержку.
— Он не может отобрать у тебя сына, — пожала плечами Мередит. — Мы не позволим ему сделать это. А, кроме того, Джесс даже не знает, что у него есть ребенок.
Мэнди подняла на нее свои заплаканные глаза.
— А что, если он все узнает? Что, если попытается забрать у меня Джемми?
Мередит не стала отвечать на ее вопрос. Всякие предположения вселят в уже и без того истерзанное сердце Мэнди еще больший страх. Она твердо запомнила (ее отец много раз об этом напоминал), что страх — это слабость. Мередит всегда помнила об этом, и, может быть, именно это помогало ей получать в жизни все то, что она хотела.
— И что ты собираешься делать? — резко спросила Мередит. — Просто отдашь ему Джемми?
— Конечно, нет! — воскликнула Мэнди.
— Тогда хорошенько подумай, что может произойти. Джемми — твой сын. Ты дала ему жизнь, воспитывала его без посторонней помощи. Джесс никто для него и должен с этим считаться.
— Но если он обратится в суд? Если попытается восстановить отцовские права?
— Ради бога, Мэнди! Какой судья в этой стране отдаст ему права на Джемми! — сказала Мередит. — Он твой сын, Мэнди, а не Джесса.
— Но что, если он узнает? — немного успокоившись, прошептала Мэнди.
— Возвращайся в Нью-Йорк со мной. Ты и Джемми можете остаться у меня, пока все не утрясется.
— Нет. Макклауды никогда не бежали от неприятностей!
— Вот это уже другой разговор. Мы еще повоюем!
Мэнди недоумевающе смотрела на Мередит. И вдруг поняла, что ее резкий, даже жестокий тон — всего лишь игра, которая заставила сестру рассуждать здраво и не поддаваться отчаянию.
— Ты чудовище, ты знаешь это, а? — проворчала Мэнди. — И всегда была такой.
— Это как раз то, что обо мне говорят, — гордо сказала Мередит.
Мэнди продолжала сердиться на нее, а сестра лишь лукаво улыбалась.
— Не переживай. Я только хотела напомнить тебе, что ты — Макклауд.
— Ладно, справлюсь без твоих уроков. Возвращайся в Нью-Йорк к своей работе.
— Работа не волк — в лес не убежит, — ответила Мередит, будучи уверена в своей незаменимости и в том, что роль, которую она играла в последней мыльной опере, только ей по плечу.
— Тебе не следует оставаться, — вмешалась Сэм. — Если Мэнди понадобится помощь, я всегда окажусь рядом.
Мередит посмотрела на Сэм и снисходительно улыбнулась.
— Ах да, я забыла, что твоя практика проходит на нашем ранчо. Вижу, в моих услугах здесь не нуждаются, — язвительно произнесла она. — Ты здесь в хороших руках, Мэнди, а я буду почаще звонить вам.
Изящно потянувшись, она встала и, подойдя к сестрам, крепко обняла их. Затем протянула руку ладонью вверх.
— Один за всех и все за одного! Как три мушкетера.
Смеясь, Сэм и Мэнди по очереди хлопнули по ладони Мередит.
— Навсегда! — воскликнули они в один голос.
Джесс свернул с шоссе и подъехал к арке, которая вела к входу в поместье Барристеров. Перед ним возвышался огромный дом.
Хотя Джесс не причислял себя к людям сентиментальным, он почувствовал, как что-то сжалось внутри. Капли пота упали на верхнюю губу. Проклиная себя, он дрожащей рукой сжал руль автомобиля и нажал на тормоз. Машина остановилась на вершине холма, откуда открывался прекрасный вид на долину.
Летние солнечные лучи озаряли двухэтажный особняк, который не вписывался в этот изумительный пейзаж. Вместо аккуратно подстриженных газонов увядающих магнолий и могучих дубов вокруг дома были видны лишь пастбища и холмы, на которых возвышались кедры и кактусы.
Марго Барристер не удалось убедить старого Барристера уехать в Атланту сразу же после их свадьбы, но она настояла на том, чтобы Вейд снес родовое поместье Барристеров и построил огромное сооружение, которое он ей и завещал после своей смерти.
Миссис Барристер. Она всегда настаивала на том, чтобы он ее так называл. Ни в коем случае не мамой, боже упаси. И даже не Марго! Она была для него только миссис Барристер. Марго так и не смирилась с тем, что он сын Вейда.
Ненависть внезапно овладела им. Он все же никогда не называл ее так, как она того желала. Вообще никак не называл ее и никогда к ней не обращался, потому что в день его приезда на ранчо она запретила ему входить в дом.