Лето сорок шестого года.Третий месяц жара, погода.Я в армейской больнице лежуИ на палые листья гляжу.Листья желтые, листья палыеРанним летом сулят беду.По палате, словно по палубеЯ, пошатываясь, бреду.Душно мне.Тошно мне.Жарко мне.Рань, рассвет, а такая жара!За спиною шлепанцев шарканье,У окна вся палата с утра.Вся палата, вся больница,Неумыта, нага, боса,У окна спозаранку толпится,Молча смотрит на небеса.Вся палата, вся больница,Вся моя большая земляЗа свои посевы боитсяИ жалеет свои поля.А жара — все жарче.Нет мочи.Накаляется листьев медь.Словно в танке танкисты, молчаПринимают. колосья смерть.Реки, Гитлеру путь преграждавшие,Обнажают песчаное дно.Камыши, партизан укрывавшие,Погибают с водой заодно.…Кавалеры ордена Славы,Украшающего халат,На жару не находят управы,Но такие слова говорят:— Эта самая подлая засухаНе сильней, не могучее нас,Сапоги вытиравших насухоО знамена врагов не раз.Листья желтые, листья палые,Не засыпать вам нашей земли!Отходили мы, отступали мы,А, глядишь, до Берлина дошли.Так, волнуясь и угрожая,Мы за утренней пайкой идем.Прошлогоднего урожаяКараваи в руки берем.Режем, гладим, пробуем, трогаемЧерный хлеб, милый хлеб, а потомВозвращаемся той же дорогой,Чтоб стоять перед тем же окном.
Память
Я носил ордена.После — планки носил.После — просто следы этих планок носил,А потом гимнастерку до дыр износилИ надел заурядный пиджак.А вдова Ковалева все помнит о нем,И дорожки от слез — это память о нем,Столько лет не забудет никак!И не надо ходить. И нельзя не пойти.Я иду. Покупаю букет по пути.Ковалева Мария Петровна, вдова,Говорит мне у входа слова.Ковалевой Марии Петровне в ответГоворю на пороге: — Привет! —Я сажусь, постаравшись, к портрету спиной,Но бессменно висит надо мнойМуж Марии Петровны,Мой друг Ковалев,Не убитый еще, жив-здоров.В глянцевитый стакан наливается чай.А потом выпивается чай. Невзначай.Я сижу за столом,Я в глаза ей смотрю,Я пристойно шучу и острю.Я советы толково и веско даю —У двух глаз,У двух бездн на краю.И, утешив Марию Петровну как мог,Ухожу за порог.