И тут раздается громкое тиканье часов. Безжалостный звук стрелки, отсчитывающей время. На этих часах циферблат перевернут, секундная стрелка — красная. Красная, как кровь. Если бы достать эти часы и повернуть время вспять, Эцуко смогла бы нагнать Мисао, но где они сейчас, эти часы, она не знает…
26
Часы лежали на ладони Мисао Каибары.
Здесь, в изоляции, время для нее остановилось. Если бы не эти часы, которые она купила в модном магазине, по подсказке Кирико, она бы не смогла провести грань между днем и ночью.
Сейчас на перевернутом циферблате стрелки показывали ноль часов двадцать минут. Мисао осторожно положила часы на столик возле кровати.
В теле тяжесть. Голова не работает, точно вместо мозга набита мокрыми опилками.
Сколько дней прошло с тех пор, как ее притащили сюда из «Ла Пансы»? Три дня? Четыре? Кажется, после «путешествия» она вернулась в бар ночью одиннадцатого августа. Около десяти… Нет, позже…
Первый, кого она увидела в баре, был Кадзуки Мурасита. Хозяин «Ла Пансы» обычно валялся пьяный, свернувшись в углу. Но в тот вечер он был трезв.
— Я смогла вернуться.
— Разумеется, все возвращаются.
— Но ты же говорил, что достигший седьмого уровня не может вернуться назад.
— Ты не достигла седьмого уровня.
— Почему? Я же сказала, что хочу седьмой уровень! Ты мне помешал? Обманул?
Мисао ткнула в свое правое предплечье.
— Тут же написано — седьмой уровень! Ты меня надул?
Заговорил Кадзуки. В его узких, точно вылинявших глазках, мелькнула тень страха:
— Это правда, что никто из тех, кто достиг седьмого уровня, не вернулся. Если дойдешь до седьмого уровня, считай, ты уже — не человек…
У Мисао кружилась голова и подкашивались ноги. Голова разламывалась. Она пошла отдохнуть в подсобную комнату Кадзуки. Заснула… Проснулась с пересохшим горлом… И тогда…
Она услышала вопль. Ужасный голос. Срывающийся на визг крик женщины.
«Прекратите! Прекратите! Что вы делаете! Прошу вас прекратите, прекратите!..»
Крик резко оборвался. В тот же миг в комнате внезапно погас свет и, замерцав, вновь зажегся.
Мисао охватила паника, она вскочила, чтобы выбежать вон. Но дверь была заперта.
От страха она обезумела, начала колотить в дверь кулаками, и тогда пришел Кадзуки.
Нет, Кадзуки был не один. С ним был другой человек, чуть старше его. Как только он увидел Мисао, его рот искривился. Он был в ярости. Казалось, вот-вот ударит Кадзуки.
— Придурок! Зачем ты ее сюда привел? Разве мы не договаривались?
Кадзуки схватил Мисао, прижал к себе и злобно выкрикнул:
— Не смей мне указывать! Эта девчонка особенная. Она моя!
Мисао попыталась вырваться из его рук. Никогда раньше он не называл ее «своей». Она его не любит. Он ей противен. Отпусти…
Борясь с ним, она потеряла сознание. А когда пришла в себя — эта комната.
Размером почти такая же, как ее комната дома. Стены и потолок — белые. Шторы тоже белые. И кровать — белая. Когда прижимаешься лицом к подушке, в нос ударяет запах лекарств.
Все понятно — больничная палата.
Приподнялась, опираясь на подушку. Голова побаливала. Не вся, а с правой стороны, где-то за ухом. Точно туда вонзили иглу.
Возле кровати — маленький столик, на нем лежит ее сумка. Открыв, заглянула внутрь и убедилась, что из нее ничего не пропало. Вот только одежда на ней была другая. Вместо красного платья — застиранная белая пижама. В тот момент, еще не понимая, что происходит, она первым делом начала искать глазами Кадзуки. Даже позвала его: «Господин Мурасита!» Не напрягаясь, вполголоса, но тотчас почувствовала себя обессилевшей.
Сколько ни кричи, никто не придет. Никто не отзовется. И нет кнопки экстренного вызова, как положено в больничной палате. Она попыталась спуститься с кровати.
В этот момент заметила, что левая рука не действует.
Не то чтобы совсем. Но точно онемела, точно скована параличом и не может делать быстрых движений. Ущипнула себя за локоть, но ничего не почувствовала. Кожа в этом месте стала толстой, как у слона.
От этого открытия ее забила дрожь. Что же произошло? Почему ее заперли? Что если онемение распространится по всему телу, и она полностью потеряет способность двигаться?
Завернув рукав пижамы, она посмотрела, нет ли на руке какого-нибудь повреждения. Ничего необычного. Только надпись, бывшая на правом предплечье, исчезла.
По поводу надписи Кадзуки сказал:
— Это надо, чтобы, если во время путешествия вдруг понадобится неотложная помощь, тебя доставили в указанную больницу.
Она сползла с кровати и уселась на полу, когда внезапно в дверь тихо постучали. Вошел человек, которого она видела перед тем, как потеряла сознание.
Не Кадзуки. Второй. Он был в белом халате, с аккуратно завязанным галстуком. Под полами халата — серые брюки.
— Проснулась?
Спросил, не болит ли у нее что-либо.
— Я врач, — сказал он, — не бойся.
Низкий, приятный голос.
Мужчина отвел Мисао на кровать, пощупал пульс, заглянул в зрачки, оттянув веко.
Мисао послушно легла на кровать, но спросила:
— Чем вы докажете, что вы врач?
— Я не лгу, — сказал тот, точно застигнутый врасплох.
— Не верю. Докажите.