Седьмой урок

Варваре Полувторовой не было шестнадцати, когда она сошлась с любителем настольного тенниса Эммануилом Красильщиковым и должна была стать матерью. Далее все пошло по заведенному порядку: Эммануила перевели в другой город, а Варвару отправили в провинцию к двоюродной бабушке — более современные меры принимать было поздно. Варвара прогостила в глухом углу около года. Затем, оставив мальчонку, окрещенного Иваном, на попечение добрейшей бабуси, вернулась в город.

Здесь, в живописной окрестности промышленного города, в знойный день тридцать шестого года, купаясь в Донце, Варвара познакомилась с Богданом Вагой.

Полуденный жар подступал к самой реке; растопленные солнцем тени жались к стволам; завороженные сосны замерли на горячем песке.

Манила прохладой заводь. Серебристые рыбешки шныряли быстрыми стайками. Девушка в тугом купальнике бросилась в реку, ловила пригоршнями серебристую россыпь — стайки исчезали мгновенно — только всплеск белых рук, сверканье звонких струек и девичий смех на широком раздолье реки.

…Она уплывала, оглядываясь через плечо — плыла вразмашку, по-мужски, все дальше к студеным ключам. Избрав приглянувшуюся заросль кувшинок, взметнула руками и крикнула:

— Тону!

Стон прокатился над излучиной и замер в плесах.

Богдан вытащил ее, безвольную, с влажными косами, прилипавшими к его груди.

Девушка не скоро открыла глаза: сначала чуть-чуть один, потом другой.

Отдыхали в тени крутых берегов; она долго рассказывала о себе: горькая судьба беззащитного молодого существа. Она была очень красива, все еще трепетала от испуга. Богдан любовался ею украдкой. Было жалко, как в детстве, когда рядом кто-то плачет…

Вскоре после того молодой терапевт Богдан Вага вошел в семью известного вирусолога профессора Полувторова. Несомненно, под его влиянием Вага оставил терапию и увлекся микробиологией. Однако работал не под началом тестя, а в «чужой» лаборатории — первое проявление упрямого норова. Кажется, тогда Богдан получил семейное звание донкихота биологических наук.

Довелось начинать с азов, чуть ли не мыть посуду, пока завоевал право на самостоятельное исследование. Но долго еще сотрудники величали его лекпомом, полулекарем.

Незадолго до войны закончил аспирантуру, готовил работу «Стрептоцидум рубис и некоторые отрицательные моменты его воздействия на организм». Добивался скорейшей публикации, дабы осведомить человечество о нежелательных последствиях. В пылу борьбы с последствиями забросил кандидатскую — второе и последнее столкновение донкихота с именитым тестем и отлучение от лона профессорской семьи.

В первые годы войны Вага не был призван, имел бронь. В сорок втором в дни тяжелых боев пошел добровольцем, был зачислен в строевой комсостав; потом, при первой проверке, переведен в санчасть: требовались специалисты для защиты армии от бактериологической угрозы. Война обусловила тему кандидатской работы: «Некоторые моменты бактериологического исследования в условиях военно-полевой обстановки».

Это уже после ранения, после войны.

Запомнились побеленные, обжитые улицы и необжитые квартиры, трудно было оставаться дома у себя — это представлялось кощунственным, жили на людях.

Докторская: «О реакциях макроорганизма на введение антибиотиков».

Вот и все жизнеописание.

Да, еще одно событие: в начале шестьдесят второго года Варвара на старости лет — перевалило уже за сорок — вернулась к своему мастеру тенниса и стала Красильщиковой. Увлекаются теоретической частью пинг-понга, пишут совместно диссертацию: «Настольный теннис на современном этапе».

Многое можно перечеркнуть, забыть полувторовых, красильщиковых…

Но юность!

В жизни не дано трех попыток…

Он стал думать о сыне. О ее сыне — у них был только один ребенок — ее. Варвара Павловна не хотела иметь детей, с ужасом вспоминала о первых родах.

Непонятно, почему мальчонка привязался к Богдану Протасовичу.

Расставания всегда были мучительны; мальчик ждал его возвращения, выглядывал в окно, угадывал шаги. Изнеженный, приученный к домашнему уюту малыш, мечтатель, музыкант. Теперь он в Арктике. Хвалят по радио, называют героем. Баловали, приучали к теплу, а теперь — Заполярье.

Почему-то вспомнилось: Иван всегда величал его батько, батько Богдан…

…Молодые, наверно, не станут гнездиться по старинке. Все пойдет иначе, лучше. Но как? Вопрос не менее насущный, чем путь частиц в ускорителе.

Они пересекли город по главной магистрали — лаборатории Института экспериментальной биологии помещались в Новом поселке, в лесу — добрых двадцать километров от центра. Вага попросил было Виктора проехать боковой дорогой, более тихой, спокойной, но Виктор коротко отрезал:

— Так красивей!

Ему было лестно промчать своего профессора на виду у всех, обрезать нос всем прочим машинам.

Шофер Виктор Прудников отличался строптивым характером, любил допекать вопросами «отчего» и «почему».

Дорога пошла под гору; откуда-то прорвались ручьи, хлынули на асфальт, машину повело; Прудников выровнял машину и, не сбавляя хода, продолжал разговор, но Вага перебил:

— Что в институте?