Седьмой свиток

Слова Ройан о новой встрече с полицией оказались пророческими. На следующее утро они получили совершенно одинаковые конверты, спустившись утром к завтраку.

Заказав кофе у официанта в шамме до щиколоток, Николас открыл свой, и выражение его лица изменилось.

— Вот это да! — воскликнул он. — Мы произвели еще большее впечатление на мальчиков в синем, чем полагали. Генерал Обейд опять хочет меня видеть. — Он зачитал вслух: — «Вы должны появиться в центральном управлении полиции не позднее полудня». — Николас присвистнул. — Очень сухо написано. Никаких «пожалуйста» или «спасибо».

— Мое точно такое же, — сказала Ройан, рассматривая текст на официальном бланке. — Что это значит?

— Скоро выясним, — пообещал ей Николас. — Но звучит довольно угрожающе. Кажется, любовь прошла.

На сей раз по прибытии в полицейское управление их никто не встречал. Охранник у служебного входа отправил их к основному, где пришлось долго объясняться с офицером, который почти не знал английского. По своему опыту пребывания в Африке Николас знал, что лучше не злиться и не показывать раздражения. Наконец после долгого разговора по телефону с кем-то охранник махнул рукой в сторону деревянной скамейки у дальней стены:

— Ждите. За вами придут.

Следующие сорок минут путешественники делили скамью с красочным собранием других просителей, ходатаев, жалующихся и мелких преступников. Пара людей были в крови после бандитского нападения, другие сидели в наручниках.

— Кажется, наша звезда закатывается, — заметил Николас, поднимая к носу платок. Было очевидно, что некоторые из их соседей давно не видели воды и мыла. — Никакого VIP-сервиса.

Через сорок минут инспектор Галла, столь предупредительный с ними вчера, высокомерно поманил Харпера и Ройан за собой.

Он не обратил внимания на протянутую руку Николаса и провел их в одну из задних комнат. Не предложив сесть, полицейский холодно обратился к англичанину:

— Вы виноваты в утрате оружия, находившегося в вашей собственности.

— Верно. Как я и говорил вчера…

— Утрата оружия по небрежности, — перебил его инспектор Галла, — это серьезное преступление.

— С моей стороны не было небрежности, — возразил Николас.

— Вы оставили оружие без охраны. Не заперли его в железном сейфе. Это небрежность.

— Со всем уважением должен заметить, инспектор, что в ущелье Аббая наблюдается прискорбная нехватка железных сейфов.

— Небрежность, — повторил Галла. — Преступная небрежность. Как мы можем узнать, что оружие не попало в руки лиц, выступающих против правительства?

— Вы хотите сказать, что некий неизвестный может свергнуть правительство при помощи ружья «ригби»? — улыбнулся Николас.

Инспектор Галла не обратил внимания на насмешку и извлек два документа из ящика стола.

— Мой долг выдать эти приказы о депортации вам и доктору Аль Симма. У вас есть двадцать четыре часа на то, чтобы покинуть Эфиопию, и с этих пор вам обоим запрещен въезд сюда.

— Доктор Аль Симма не теряла оружия, — спокойно заметил Николас. — И, насколько я знаю, никогда не проявляла небрежности за всю свою жизнь. — Ему снова не ответили.

— Пожалуйста, подпишитесь здесь, дабы удостоверить, что вы получили и поняли приказ.

— Я хочу поговорить с генералом Обейдом, комиссаром полиции, — заявил Николас.

— Генерал Обейд уехал сегодня утром с инспекцией на северные границы. Он не вернется в Аддис-Абебу еще несколько недель.

— А мы к этому моменту уже будем в Англии…

— Именно так, — в первый раз улыбнулся инспектор Галла, неприятно растягивая тонкие губы.

— Что случилось? — спросила Ройан, когда водитель открыл дверь «роллс-ройса» и она устроилась на сиденье рядом с Николасом. — Сначала все нас любили, а теперь буквально сбрасывают с лестницы.

— Хочешь мою догадку? — спросил Николас и продолжил, не дожидаясь ответа: — Ного не единственный, кто куплен «Пегасом». Вчера вечером генерал Обейд связался с фон Шиллером и получил от него приказ.

— Ты понимаешь, что это значит, Ники? Это значит, что мы не сможем вернуться в Эфиопию. И могила Мамоса оказывается вне досягаемости. — Ройан подняла на Харпера большие темные глаза, полные отчаяния.

— Насколько я помню, когда мы с Дурайдом посещали Ирак и Ливию, никто из нас не получал пригласительных писем от Саддама и Каддафи.

— Почему ты так радуешься перспективе нарушить закон? — обвиняюще спросила Ройан. — И чему улыбаешься?

— В конце концов, это всего лишь эфиопский закон, — заметил Николас. — А его не стоит воспринимать слишком серьезно.

— Тебя бросят в эфиопскую тюрьму. Это придется воспринимать всерьез.

— Тебя тоже, — ухмыльнулся он. — Если поймают.

— Можешь быть уверен, что его превосходительство уже отправил официальную жалобу президенту, — сказал Джеффри, везя друзей в аэропорт на следующее утро. — Он крайне расстроен произошедшим. Приказ о депортации и все такое. Неслыханно!

— Не беспокойся, приятель, — сказал Николас. — Что касается нас, то ничего страшного не случилось. Мы все равно не собирались возвращаться. Поэтому не важно.