Читаем Седьмой совершенный полностью

Судейский кивнул и вернулся к кади. Тот выслушав посыльного, покачал головой и ударил в ладоши. Судопроизводство началось. Секретарь выступил вперед и провозгласил:

– Слушается тяжба Хубайра против Абу-л-Фатха.

В зал вошли и сели перед судьей двое простолюдинов.

– В три часа пополудни на рынке пряностей Хубайр ударил Абу-л-Фатха и сломал ему зуб. Этому есть свидетели, они ждут во дворе. Абу-л-Фатх требует правосудия.

Прочитав это со свитка, который он держал в руках, судейский посмотрел на кади. Судья спросил у обвиняемого:

– Ты не отрицаешь, что сломал ему зуб?

– Нет, - ответил обвиняемый, - но я не виноват. Он непочтительно отозвался о моей матушке.

Судья поднял руку, требуя молчания, и повторил:

– Ты не отрицаешь, что сломал ему зуб?

– Нет, - с вздохом признал Абу-л-Фатх.

– Смотрите, судья, - сказал истец, обнажая зубы, в которых была видна дырка.

– Хорошо, хорошо, - брезгливо произнес судья, - закрой рот, я тебе не зубной врач. Возмещение ущерба - тысяча дирхемов. Одна десятая часть судебные издержки. Свободны. Следующий.

Судейский развернул свиток и прочитал:

– Масуди.

Стоящий у двери выкрикнул имя, и в зал в сопровождении мухтасиба ввели человека, следом вошли еще двое, свидетели.

– Что с этими? - спросил судья.

Судейский заглянул в свиток.

– Торговец седлами Масуди обвиняется в потреблении вина.

– Признаешь? - спросил судья.

– Признаю, - ответил Масуди, - взываю к милосердию, перепутал, думал вода.

– Восемьдесят ударов плетью, - произнес судья и вопросительно посмотрел в сторону Ходжи Кахмаса.

– Сорок, - отозвался ходжа Кахмас, - посланник Аллаха и Абу Бакр правдивый назначили сорок ударов за пьянство. Омар ал Хаттаб довел до восьмидесяти ударов.

– Восемьдесят, - повторил судья и махнул рукой, - свободны. Следующий.

Судейский заглянул в свиток.

– Хайсам обвиняется в воровстве имущества.

Ввели арестованного.

– Признаешь? - спросил имам.

– Нет, - ответил Хайсам, левая рука до локтя у него отсутствовала.

– Чему равна стоимость украденного? - спросил судья.

– Пятидесяти дирхемам, - ответил судейский.

– Свидетели есть?

– Есть.

– Вторая кража?

– Вторая.

– Наведите справки о свидетелях, если они достойные люди, отрубите ему ногу.

– Нет! - закричал Хайсам. - Не рубите мне ногу! Я не воровал, меня оболгали.

– Уведите его, - поморщился судья.

– В каком месте рубить ему ногу? - спросил судебный исполнитель.

Судья посмотрел на Ходжу Кахмаса.

– Что ты скажешь, ходжа?

– Пророк велел рубить вору ногу в суставе или середине ступни, а затем прижигать рану.

– Рубите так, чтобы осталась пятка, - распорядился судья и объявил обеденный перерыв.

Стоящий у двери растолкал любопытных, столпившихся у входа и захлопнул дверь. Кади поднялся и вышел в соседнюю комнату, где для него накрывали стол. Он обедал отдельно. Все остальные через запасной вход вышли во двор и направились в ближайшую закусочную за углом.

– Знаешь анекдот? - обратился ходжа Кахмас к судебному исполнителю.

Тот поощрительно закивал головой.

– К Харуну ар-Рашиду пришел старик и говорит: "Повелитель, отдай мне твою мать в жены, уж больно у нее задница велика, очень мне нравится". А тот ему отвечает: "Я бы отдал, но ведь через это и отец мой ее любит".

Раздался дружный смех. Вместе со всеми смеялся и Ходжа Кахмас. На углу стоял дервиш в колпаке и потрясал, опустив глаза долу, глиняной чашей для подаяний, в которой позвякивали монеты. Он бормотал что-то себе под нос. Подойдя ближе, Ходжа Кахмас разобрал следующее:

–... Сказал шейх: "Что касается состояний, то они суть искрение поминания Аллаха, когда они поселяются в сердцах, либо же, когда сердца поселяются в них..."

Ходжа Кахмас достал какую-то мелочь и бросил в чашку. Дервиш поднял глаза и сказал:

– Спасибо тебе, добрый человек. Воздастся тебе за все, что ты сделал.

Ходжа Кахмас вздрогнул и посмотрел в лицо дервишу. Глаза его горели недобрым огнем. Ходжа Кахмас встревожено оглянулся. Товарищи его скрылись за углом, охраны же не было видно. Он вновь посмотрел в лицо дервишу, желая обрести спокойствие, но губы бродяги раздвигала зловещая улыбка. Ходжа Кахмас резким движеньем подобрал полы халата и бросился бежать обратно.

Дождавшись судью, он сослался на рези в животе и в сопровождении стражников вернулся в тюрьму. Он был не на шутку испуган.

Войдя в камеру, он облегченно вздохнул и сказал, обращаясь к Имрану:

– Вот ведь как бывает. Мог ли я когда-нибудь подумать, что придет время - и тюрьма станет мне дороже родного дома.

* * *

Имран давно проснулся и меряя шагами камеру, ожидал пробуждения Ходжи Кахмаса. Утром, как обычно, за ним пришли стражники, чтобы проводить в медресе, где он должен был читать лекцию. Сквозь сон Имран слышал, как сосед отказался выходить из камеры, ссылаясь на плохое здоровье. Наконец, Ходжа Кахмас пошевелился, приподнялся и открыл веки.

– Ну что ты, как курица, - первое, что сказал ходжа Кахмас, туда-сюда, туда-сюда.

Имран не обиделся, глупо сориться с человеком, с которым ты заперт в четырех стенах.

– Скорее как петух, - улыбаясь, сказал он, - я же мужчина.

– Чему радуешься, глупец? - злобно сказал ходжа Кахмас. - Помилование получил?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза