Седьмой Совершенный

Халиф ал-Муктадир лежал в своей спальне на некотором возвышении, закутанный в тонкое шерстяное одеяло. У ног его сидел Мунис. Тут же стояла небольшая жаровня. Евнух погрел над ней руки, затем достал из складок своей одежды флакон, вылил его содержимое на ладонь, растер в руках. После этого он обнажил ноги халифа, положил их себе на колени и принялся втирать масло в высочайшие ступни. Муктадир сначала от неожиданности взвизгнул и дернулся, но потом успокоился и вскоре блаженно застонал. Мунис укрыл одну ногу, вторую положил себе на колени, вновь погрел руки над жаровней и принялся медленными круговыми движениями массировать подошву. Халиф блаженно застонал. Через несколько минут он расслабленно произнес:

— Мунис, когда ты это делаешь, мне хочется бежать в гарем и хватать первую попавшуюся рабыню.

Мунис засмеялся.

— Повелитель, — сказал он, — скоро ты не будешь нуждаться даже в этом.

— Ты, Мунис, просто волшебник. Не знаю, что бы я без тебя делал. Где ты всему этому выучился?

— В монастыре, повелитель.

— А что это за мазь?

— Змеиный яд…

— О Аллах, — взмолился халиф.

— Не бойся, повелитель, здесь его ничтожная толика, а кроме того выпаренное вино, порошок из львиных когтей, а также некоторые травы.

— То-то прошлой ночью рабыня мне сказала, что я истинный лев, засмеялся халиф.

Мунис весело сказал:

— Ты, повелитель, — лев и без этой мази. Этот заговор всему виной, когда человека за ноги стаскивают с женщины и сажают за решетку, любой испугается. Ты еще очень силен, у другого бы, и ноги отнялись и язык.

Мунис, перестав массировать, закутал ногу в одеяло, выпростал другую и положил себе на колени. Ал-Муктадир вновь застонал. После недолгого молчания халиф сказал:

— Мунис, ты был сегодня великолепен на ристалище, я любовался тобой.

— Благодарю тебя, повелитель.

— Ты рожден быть воином, Мунис.

— Я мечтаю об этом, — признался Мунис и затаил дыхание. Если Абу-л-Хасан сказал правду, то халиф должен был сейчас повторить ее. Но халиф сказал:

— Как ты думаешь, Мунис, взять ли мне сегодня женщину на ложе?

— Как будет угодно повелителю, — разочарованно сказал Мунис.

— Ну, а ты что посоветуешь?

— Я думаю, что лучше тебе поспать.

— Почему?

— Сегодня был тяжелый день, надо отдохнуть.

— Глупости, я полежу немного, а ты иди, распорядись, чтобы подали вина и привели танцовщицу, будем веселиться.

— Слушаюсь, повелитель.

Мунис нехотя поднялся и отправился выполнять приказ.

Азиз сидел в самом углу за столом, под полуподвальным окошком. Рядом с ним было двое человек, но поодаль сидела шумная компания и, по-видимому, имела к предводителю айаров непосредственное отношение. Во всяком случае, так решил Ахмад Башир, обозрев всех присутствующих. Он решил не терять понапрасну времени, сразу же подсел к Азизу и уже оттуда крикнул подавальщику, чтобы тот принес вина и чего-нибудь закусить.

Азиз оказался человеком плотного телосложения, с тяжелым взглядом. Он с удивлением разглядывал Ахмад Башира, который, устроившись поудобней, слегка потеснил своих соседей, те в свою очередь с любопытством смотрели на вожака, ожидая вспышки гнева. Но едва тот открыл рот, как Ахмад Башир сказал:

— У меня к тебе дело, Азиз.

Услышав свое имя, Азиз закрыл рот. Гнев сменился любопытством. Удивительное дело, как влияют на человека звуки его имени, произнесенные вслух. Имя человека, на самом деле, есть ключ к его сердцу.

Подавальщик принес вино, хлебные лепешки и баранью ногу. Ахмад Башир вцепился зубами в ногу и оторвал изрядный кусок. Окружающие сделали глотательное движение.

— Удивительный воздух у вас в Багдаде, — прожевав кусок, сказал Ахмад Башир, — вроде недавно я плотно поужинал с моим другом Абу-л-Хасаном, вы верно его знаете, начальник тайной службы, а уже голодный.

При словосочетании «тайная служба», сидящие невольно оглянулись по сторонам.

— У меня к тебе вот какое дело — приятель мой повздорил с твоими людьми, девицу не поделили, сам знаешь, дело молодое. Так они его забрали и куда-то отвезли. А приятель мой, малость не в себе, да еще нездоров, беспокоюсь я за него. Сказать по правде еще он мне денег должен, не хочу, чтобы они пропали.

— А-а, — наконец протянул Азиз, — вот оно что. И чего же ты хочешь?

— Отпусти его, о цене договоримся.

— А ты знаешь, что он моих людей порезал? — гневно произнес Азиз.

— Иди ты, — притворно удивился Ахмад Башир, — ведь он мухи не обидит. Это как же надо было его разозлить? Ну, ничего, я им виру заплачу. А кстати, где он сейчас.

— Плати, — сказал Азиз, — тысячу динаров.

— Ну что ты, — укоризненно сказал Ахмад Башир, — мы же говорим не о белой рабыне, а об обыкновенном арабе, свободном человеке. И, между нами говоря, красная цена ему десять динаров.

— Тысяча динаров, — повторил Азиз.

— Послушай, приятель, — увещевал Ахмад Башир, — это несуразная цифра, да у меня и нет таких денег.

— А сколько у тебя есть? — с интересом спросил Азиз.

Ахмад Башир назидательно поднял палец.

— Воспитанный араб таких вопросов не задает.

Один из подручных Азиза вмешался в разговор, он сказал: