Седьмой Совершенный

Делать нечего, Салех отправился в хадж один. Долго ли, коротко ли, он уехал, но на исходе дня он увидел впереди на расстоянии полета стрелы пешего человека. Поторопив прислугу, Салех пришпорил коня и сократил расстояние настолько, что можно было рассмотреть путника, — это был никто иной, как Валех. Подло обманув друга, он видимо, пустился в дорогу не, дожидаясь утра, чтобы первым достичь Мекки. Что за выгоду он усматривал в этом, Ваиду было неведомо.

„Может это мне грезится?“ — подумал Ваид и обратился к своим рабам за подтверждением. Несомненно, это был Валех, все узнали его, но как Ваид не пытался догнать Валеха, у него ничего не получалось, несколько всадников не могли догнать пешего человека. Так они и двигались все время, видя перед собой недосягаемого Валеха.

Вернувшись домой, Салех первым делом пошел к своему другу и принялся стыдить его. Но Валех сделал удивленное лицо и сказал, что не понимает о чем речь. Салех пришел в ярость, стал кричать и обвинять друга в вероломстве. Он позвал своих спутников, чтобы уличить Валеха во лжи. Тут вокруг них собралась толпа, и все они подтвердили, что Валех не покидал города, а трудился в своей лавке не покладая рук.

„Но как же так!“ — вскричал обескураженный Салех, — „Я все время видел тебя впереди!“

Так они кричали и спорили, пока не устали, а после этого разошлись, оставшись, каждый при своем мнении.»

Имран замолчал и посмотрел на Ходжу Кахмаса. Тот стоял, скрестив на груди руки, и одобрительно кивал головой.

— Так что же было на самом деле? — спросил кто-то из слушателей.

Имран сказал:

— Конечно же, Валех ни в какой хадж не ездил, но значение его поступка по отношению к бедной женщине было таково, что по богоугодности превосходило паломничество в Мекку. Поэтому Салех все время видел своего друга впереди себя.

— Барак Аллах! — вскричали слушатели. — Какая поучительная история, расскажи еще что-нибудь.

Имран взглянул на Кахмаса, но тот исчез.

— Завтра, — сказал Имран, — ночь скоро кончится, надо немного отдохнуть.

Он вернулся на свое место, встряхнул тюфяк, улегся и, более не помышляя о бегстве, мгновенно заснул.

Имран совершенно не выспался и весь день, качаясь на спине верблюда, то и дело срывался в сон, рискуя свалиться на землю. Но к вечеру почувствовал себя бодрым, и когда его позвали к костру, не стал отнекиваться, пошел и занял указанное место. Все с нетерпением ждали нового рассказа, но из вежливости молчали. Имран же, не видя знакомой фигуры, и вовсе не спешил, боясь осрамиться без поддержки. Мало-помалу разговор, прерванный появлением Имрана, возобновился. Говорили, как это водится у мужчин, о женщинах. Особенно горячился один работорговец, утверждая, что красивая женщина — это зло и порождение Иблиса, и что мужчина, покупая красивую женщину, становится на путь, ведущий к погибели.

— Вы все, наверное, слышали, что сахиб аш-шурта Сиджильмасы потерял голову из-за красивой рабыни и в результате лишился всего?

Кто-то спросил:

— А откуда ты знаешь, что из-за рабыни?

— Мне ли не знать, — усмехнулся работорговец, — я сам продал ему эту рабыню. Продал, когда почувствовал, что сам теряю голову. Я иудей, семья у нас — это главное, поэтому и продал от греха.

Работорговец тяжело вздохнул и замолчал.

— Глупости все это, — сурово сказал караван-баши, — воспитывать как следует нужно женщину и тогда вместо вреда от нее будет польза. — Скажи, ходжа, — обратился он к Имрану, — нет ли на этот счет ясного указания посланника нашего Мухаммада?