Седьмой Совершенный

Ибрахим в сопровождении стражника прошел в ворота и очутился во внутреннем дворе, где его препоручили заботам хаджиба.[42] Они долго шли сквозь анфиладу внутренних помещений, затем в одном из залов поднялись по лестнице на второй этаж.

— Постой здесь, я доложу о тебе, — сказал хаджиб.

Оставшись один, Ибрахим огляделся. Он находился в зале, стены которого были украшены резными панно из cтука с изображениями пальм, виноградной лозы, лошадей, львов и газелей. У дверей с обеих сторон стояли два массивных изваяния львов. Подойдя поближе, Ибрахим потрогал их каменные морды.

Появился хаджиб и объявил, что в данный момент лекарь пользует султана, и велел подождать его в отведенных ему покоях. Ибрахим кивнул и направился за хаджибом.

* * *

Выждав час Имран поднялся и отправился на рынок. Улицы города были пусты. Зной разогнал мусульман по домам, где они будут отдыхать до вечера, ибо в такую жару все равно ничего путного не сделаешь, а затем вновь займутся своими делами. Имран с завистью подумал, что сельский житель не может себе этого позволить, он трудится от зари до заката.

В лавке красильщика было прохладно. Ученики все также растирали краски, а сам мастер занимался с покупателем.

— Еще дайте мне, — говорил покупатель, — по полмудда[43] ярь-медянки,[44] ляпис-лазури, мышьяка и свинцовых белил.

Когда покупатель, увешанный банками, вышел из лавки, Бургин с уважением сказал, глядя ему вслед:

— Художник, всегда много покупает.

Затем он провел Имрана в комнату, завешанную пологом.

— Говори, — потребовал красильщик.

— У меня все получилось. Он ничего не заподозрил.

— Почему ты ушел?

— Я не ушел. Он во дворце султана. Велел мне подождать.

— Во дворце султана? — недоверчиво переспросил Бургин.

— Да, у него с кем-то встреча, а потом мы должны уйти из города. Поэтому я пришел, чтобы знали, что я не сбежал.

— Хорошо, я все передам. Отправляйся обратно.

Имран кивнул и покинул лавку.

* * *

Султан лежал на софе, накрытый белой простыней, а сидящий рядом с ним человек средних лет в белой гилала[45] втирал мазь в закрытые веки правителя. У дверей стояли два нубийца с пиками в руках. Стоящие за спиной лекаря четверо телохранителей внимательно следили за этой процедурой. Катиб сидел, скрестив ноги, за низеньким столом, на котором стояла чернильница, лежали калам, бумажный свиток, матйана,[46] стопка асахи[47] и отчаянно боролся со сном.

— Из чего делается эта мазь? — спросил султан.

— Нужно мелко растереть сушеную муху, смешать ее с сурьмой и добавить немного животного масла.

— Муха? — удивился султан. — В ней должно быть много вреда?

— Сурьма забирает ее вред, — улыбнулся врач.

— Скорее ты прав, — согласился султан, — после этих процедур, мне кажется, что я вижу лучше.

— Это так, потому что данная мазь уменьшает боли в глазах и увеличивает ясность зрения.

— Хорошо, — довольно сказал султан.

Лекарь закончил процедуру и стал вытирать полотенцем руки.

— Теперь лежите так, не открывая глаз, пусть мазь впитается, — сказал он.

— На чем мы прервали нашу беседу?

— Вы говорили о том, что хариджитское государство существует сто сорок шесть лет.

— Именно так, — согласился султан, — исчисление ведется с 140 года.[48]

— Странно, что Аббасиды терпят инакомыслие у себя под боком.

— Они вынуждены это делать. Они должны помнить, что тяжесть восстания против Омейядов вынесли хариджиты, много нашей крови тогда пролилось. Они должны быть благодарны нам, именно мы заложили большую часть фундамента их власти. Впрочем, наше инакомыслие не выходит за пределы вопросов веры, хотя они считают наши взгляды ересью, а себя правоверными мусульманами. От шиитов нам приходится слышать упреки в том, что от наших рук погиб Али — племянник пророка. А как было ему не погибнуть, если он свернул с правильного пути, и предал своей нерешительностью людей, выступивших на его стороне в битве при Сиффине против Муавии,[49] когда часть его соратников вынудила его прибегнуть к третейскому суду, хотя победа должна была достаться ему! Он назначил судьей Абу Муса ал-Ашари, с тем, чтобы он рассудил согласно Книге Аллаха всевышнего, на что хариджиты заявили, что судейство может, принадлежать, только, Богу, не признали суда, и ушли от Али. В дальнейшем Али выступил против них и погиб в бою.

— Вы можете встать, — сказал лекарь.

Султан открыл глаза, откинул простыню и сел на кушетку. Тут хаджиб сделал знак, по которому двое слуг подбежали и помогли правителю надеть черный кафтан с массивным воротом.

— Принесите розовой воды и льда, — приказал султан. Слуга бросился выполнять приказание и вскоре появился, держа в руках поднос, накрытый дабикийским[50] платком. Под платком оказался хрустальный кувшин, в котором была вода, с плавающими в ней кусочками льда. Султан налил себе, сделал глоток и продолжал:

— Ты знаешь, Каддах, нас обвиняют во многих ересях. Вот одна из них мол, мы проповедуем полное равенство мусульман. Но что в этом плохого?

— Еще бы, — отозвался Каддах, — ведь это касается имамата. Косвенным образом вы утверждаете, что Имам может быть не из курайшитов.[51]