Седьмой круг ада

– У меня давние новости, Микки. Находится в Петрограде, была жива, здорова.

– Как? Она не покинула Совдепию?! – воскликнул Микки.

Барон со вздохом развел руками.

– Как-то так получилось… надеялись на иной поворот событий, не зная, какие испытания будут ниспосланы нам Господом. А сейчас… сейчас не знаю. Никаких вестей.

Захваченный вихрем последних событий на фронтах, Петр Николаевич Врангель нечасто вспоминал ротмистра Савина, посланного им в Петроград. Сейчас же подумал, что времени прошло достаточно и уже пора бы ротмистру дать о себе знать, известить его, удалась ли рискованная миссия. Того, что ротмистра Савина могла постигнуть неудача, он не исключал: слишком густо замесилось все под Петроградом.

Барон печально качнул головой и тихо повторил:

– Совершенно… никаких… вестей.

Глава четырнадцатая

Эпоха потрясений и сдвигов выделяет не только героев. Как старые, заждавшиеся своего часа мины, всплывают на бурную поверхность проходимцы, авантюристы, палачи, люди без чести, без взглядов, без простых человеческих привязанностей.

Покидавшего Париж Анатолия Демьяновича Сычева – полковника неприметной внешности и неброских манер – провожал единственный человек. О Магомете бек Хаджет Лаше слышали многие, но мало кто знал его в лицо. Крепкий мужчина лет пятидесяти, с пронзительными бирюзовыми глазами на смуглом полноватом лице и жестким ежиком седоватых волос, он был красив той редко встречающейся красотой, которая привлекает и вместе с тем настораживает или даже отталкивает.

Шумно заявив о себе в семнадцатом году книгой из турецкой жизни – о застенках Абдул Гамида с их пытками, убийствами и прочими кошмарами, – Хаджет Лаше в дальнейшем предпочитал оставаться в тени. Но уже хотя бы по тому, как держался с ним полковник Сычев – предупредительно, с той естественной почтительностью, которая свойственна умным помощникам выдающихся людей, – можно было догадаться, что Хаджет Лаше наделен властью, недоступной обычному человеку. Что ж, власть эта и впрямь была велика: создатель «Лиги защиты России», ставившей перед собой широкие задачи и цели – от вербовки в среде русских эмигрантов добровольцев для белой армии до жестоких тайных приговоров отступникам и просто неугодным, – Хаджет Лаше был одним из доверенных лиц сильных мира сего и служил им, обуреваемый страстью войти в их круг, чтобы уже на равных с ними вершить судьбы человечества.

До отхода поезда в Гавр оставалось еще минут десять, и Хаджет Лаше, взяв Сычева под руку, водил его по крытому перрону.

– Доведется видеть Антона Ивановича Деникина, а также Татищева попытайтесь втолковать им, что рассчитывать в святой борьбе с большевиками уже не на кого. Во всяком случае, на «Совещание» пусть не надеются. Передовых умов России здесь нет. Людей решительных и твердых, способных хоть как-то изменить ситуацию в России, тоже. Есть группа выживших из ума кастратов. Я русский, и мой долг – довести это до сведения всех.

Хаджет Лаше говорил, говорил, словно хотел еще и еще раз утвердиться в принятом решении. А причиной, его породившей, были возмущение и гнев на русское правительство в эмиграции, так называемое «Русское политическое совещание».

На заседании «Совещания», спешно созванного его председателем князем Львовым, обсуждался тост Ллойд Джорджа на банкете и его же ответ на запрос полковника Греттена в палату общин. Дважды Ллойд Джордж публично высказался в том смысле, что блокада Советской России Антантой уже не достигает цели. Что блокада уже стала обоюдоострым оружием: бьет по Европе и по Антанте не меньше, чем по большевикам.

Заявления Ллойд Джорджа свидетельствовали о том, что Европа стала уставать ждать благополучного исхода войны с большевиками, что наступает время считаться с реальностью…

Грустное это было заседание. Каждый из членов «Совещания» понимал, что значит установление торговых отношений с большевиками. Это – снятие блокады, прекращение военных действий и, не исключено, признание Советского правительства.

«Россия производит громадное количество зерна и всевозможного сырья, в чем мы очень нуждаемся», – оправдывал этот свои шаг Ллойд Джордж. Но – нет, не в этом была причина изменения отношения Англии к большевистской России. Россия пока ни черта не производила. Главное было в другом. Английские пролетарии и тред-юнионы стали проявлять все больше сочувствие к Советской России. Они создали «комитеты действий» и с их помощью начали оказывать давление на правительство. Докеры отказывались грузить на корабли оружие, направляемое Деникину. В пользу Советской России прокатилась волна забастовок. Дело дошло до демонстраций с лозунгами «Мир с Советской Россией».

Ллойд Джордж дрогнул. Испугался за себя и за свой кабинет.

Члены «Русского политического совещания» поняли: приближается катастрофа. А что предприняли? До чего додумались? «Обратиться с воззванием к Ллойд Джорджу», «Послать обращение к английскому парламенту»… Слюни и сопли. Слова вместо поступков!