Седьмой круг ада

– Попытаюсь достать, господин полковник!

– И что же вы собрались сделать? – спросил Татищев.

Селезнев пожал плечами:

– Если этот коммерсант привез с собой из Константинополя нужный нам документ, то завтра же он должен лежать у вас на столе. Разве не это вы имели в виду?

Татищев глубоко и как-то обреченно вздохнул, его глаза стали едва ли не страдальческими.

– Капитан, голубчик, – морщась, как от боли, сказал Татищев, – дело это требует чрезвычайной тонкости. Я бы сказал – деликатности! Не вам объяснять, как нужен нам этот документ, но… У Федотова не должно быть даже малейшего повода кивать на нас с вами! Сами знаете – не та это фигура!

– Хорошо, Александр Августович, – сказал Селезнев, – все будет исполнено надлежащим образом.

– Надеюсь, капитан. Очень надеюсь! – ответил Татищев. Помедлив немного, добавил: – Лучше бы это сделать чужими руками – руками людей, не имеющих к нам касательства.

– Придумаем что-нибудь… – сказал Селезнев. Перед его мысленным взором предстал граф Юзеф Красовский, международный аферист. Они познакомились в Константинополе: капитан надеялся, что этот человек окажет ему некоторые услуги в деле Сергеева. Но тогда Сергеев исчез. Недавно Селезневу доложили, что Красовский прибыл в Севастополь…

Селезнев уже твердо, как о решенном, сказал:

– Я все понял, Александр Августович. Нужный человек у меня на примете есть.

– Я должен увидеть его.

– Вы мне не доверяете, Александр Августович?

– Нет, почему же. Доверяю. Вполне. И все же…

Татищев встал, давая понять, что разговор окончен. Из кабинета начальника контрразведки капитан Селезнев вышел преисполненный негодования. Старая история: полковник большой охотник таскать из огня каштаны чужими руками! В случае удачи все заслуги – его. А если неудача…

Не в лучшем настроении пребывал сейчас и полковник Татищев. Он ценил Селезнева, хотя и считал его несколько прямолинейным, не способным к глубокому анализу. На сей же раз капитан понял, кажется, больше, чем следовало бы.

Но ох как нужен Татищеву документ с резолюцией Врангеля!.. Именно сейчас, когда полковник, вопреки внешнему своему спокойствию, жил как на вулкане. Его морозом по коже продирало, когда он думал о штабс-капитане Гордееве и обо всем остальном, что связывалось с этим именем. Нет, он, Татищев, не участвовал в затеянном Хаджет Лаше деле. Он умыл руки, передав его капитану Селезневу. Но он знал о нем. Знал!

Прошли мыслимые и немыслимые сроки, а сведений из Петрограда не поступало. Никаких! Пропал штабс-капитан Гордеев. Бесследно сгинул подпоручик Уваров. Если они не дошли до цели, погибли – полбеды. Если Уварова схватили чекисты – тоже еще не беда: это посланец барона Врангеля, его выбор, и, в конце концов, не полковнику Татищеву отвечать за непредсказуемые действия подпоручика в стане красных. Но вот если в Чека попал Гордеев, если, спасая свою шкуру, разоткровенничается там…

Врангель крут. Мало кто знает, как он бывает крут в гневе. Потому-то и необходимы именно сейчас весомые доказательства полнейшей преданности. Таким доказательством, по мнению князя, мог быть документ с резолюцией Врангеля. Татищев многое отдал бы за возможность заполучить его!

Из казино, расположенного на Малой Морской, граф Красовский возвращался в гостиницу на извозчике. Он уже подъезжал к освещенному яркими огнями «Кисту», когда на подножки пролетки вскочили двое в штатском.

– Тихо! – сказал один из них. – Контрразведка!

– Но позвольте! – запротестовал Красовский. – Перед вами, господа, иностранный подданный! Это же международный скандал!..

– Скандал случится, если вы не успокоитесь. Но вряд ли это в ваших интересах, Красовский!

– Я вынужден подчиниться насилию, – сказал граф. На всякий случай – тихо, едва слышно.

Через несколько минут экипаж остановился возле здания контрразведки. Красовского провели мимо неподвижных часовых, мимо офицеров внутренней охраны с их быстрыми, ощупывающими взглядами, дали почувствовать мрачноватую таинственность полутемных коридоров и втолкнули в комнату с зарешеченными окнами.

Сидеть в заключении Красовскому пришлось недолго. Часа через два его ввели в кабинет начальника контрразведки полковника Татищева. Татищев задумчиво стоял возле одной из картин, украшавших стены кабинета.

Полковник терпеть не мог подделок: на стенах его кабинета висели полотна известных художников, это были только подлинники. Да еще какие! Искусствовед, заглянув сюда, изумился бы: ведь эти полотна значились совсем за другими коллекционерами. Но, во-первых, искусствоведы отнюдь не рвались в кабинет начальника севастопольской контрразведки, а во-вторых, если и заносила их сюда судьба, то по вопросам, с живописью никак не связанным. И вообще, здесь нужно было не задавать вопросы, а отвечать на них!

– Граф, как вы понимаете вот этот сюжет? – спросил Татищев.

Красовский прошел через весь кабинет и посмотрел на полотно. На нем был изображен просветленный после покаяния грешник.

– Затрудняюсь ответить, господин полковник…