Но Элизабет Невилл заставила его посмотреть на себя, когда спокойно и уверенно вытащила брошенный им кинжал из головы мертвеца. Он запомнил ее холодный сдержанный взгляд, в котором не было ни страха, ни отвращения, ни боли. Ни одна женщина не имеет права быть такой сильной, такой выносливой и такой дерзкой. И, простят его Боги, за такое кощунство, но сейчас он завидовал ей. Не смотря на то, что, он был в этом почти уверен, им сняться одни и те же кошмары, от которых леденеет кровь и пропадает сон, у Элизабет Невилл еще было то, чего навсегда был лишен граф Мельбурн. У нее была надежда. А надежда дарует силы жить дальше, придает определенный смыл всем страданиям, выпадающим на долю, и веру, что там, в конце страшного пути еще будут счастье и награда за все мучения и пережитые унижения. У него были козырные карты на руках и возможности превратить эту слабую сильную девушку в подобие его самого. Ричард мог забрать у нее то единственное, за что она цепляется в этом аду, но видит Бог, он больше этого не хотел.
Не отдавая отчета собственным действиям, не задумываясь о мотивах и последствиях, повинуясь мгновенному порыву, граф Мельбурн медленно подошел к спящей и присел рядом с ней. Даже во сне Элизабет Невилл почувствовала его присутствие. Она вздрогнула и резко втянула воздух, тело ее напряглось, дыхание стало сбивчивым и неровным. Теперь он всегда будет ассоциироваться у нее с угрозой и болью. Ее собственный Дьявол, превративший безоблачную жизнь в руины, нанесший самое страшное для женщины оскорбление, и до сих пор не объяснивший причины.
— Вы живы, милорд. — сухо констатировала очевидный факт Элизабет Невилл. Голос ее был глухим и тихим. Еще не до конца проснувшись, она подняла голову, откидывая за спину белокурую гриву волос. Ее руки не отпускали подушку, словно она могла защитить его от нее. Но Ричард не знал, что под подушкой девушка крепко сжимает кинжал.
— Вы расстроены? — иронично спросил Мельбурн, поднимаясь на ноги. Она смотрела снизу вверх на его мрачное, освещаемое рыжими всполохами, лицо, покрытое синяками и кровоподтеками. Сильное тело было облачено в длинный широкий парчовый халат глубокого синего цвета, расшитый красными и серебряными нитями и схваченный на талии широким черным поясом. Волосы цвета воронового крыла влажными завитками обрамляли идеально вылепленное лицо с высокими скулами и твердым волевым подбородком. Ярко-синие глаза, оттеняемые богатой тканью одежды, хранили в тайне от целого мира всего мысли и чувства. Непреклонный, жестокий и сильный мужчина. Тот, кого никто не пожелает увидеть в числе своих врагов. Элизабет знала вкус его изощренной жесткости. Беспощадный к противникам, и преданный тем, кто ему дорог. Ее ВРАГ. Первый в жизни враг. Ненависть к нему так долго скручивала страх в кольцо презрения и ярости, что она перестала бояться.
— Нет, милорд. — покачала головой Элизабет Невилл, садясь на своем импровизированном ложе, и вытягивая перед собой ноги. Одной рукой она натянула подол рубашки на колени, а другой продолжала прятать под подушкой оружие, которым не преминула бы воспользоваться, прояви он хоть каплю агрессии. Но граф не казался ей опасным. Впервые наедине с ней он был спокойным и отстраненным, словно погрузившимся в свои личные мысли и думы.
— Я не расстроена. — добавила она, глядя в сумеречные глаза своего врага. — Из двух зол, я бы, пожалуй, выбрала вас, милорд. Что-то подсказывает мне, что ваша фантазия, наконец, иссякла, и я потеряла для вас ценность, как предмет, на котором вы оттачивали свою изощренную изобретательную жестокость.
— Вы рано обрадовались, миледи, я просто чертовски устал сегодня. — Мельбурн неожиданно улыбнулся. Элизабет напряженно следила за меняющимся выражением его лица, ища в нем подвох и тайный зловещий смысл… и не находя. Его прежние улыбки всегда подразумевали плачевный для нее результат. Он впервые улыбнулся ей, как…, как равной. И это принесло боль. Гораздо легче переносить страдания под личиной невидимой и случайной жертвы, чьи чувства и мысли не ставятся в расчет. Есть только одна цель — уничтожить. Грубо, безжалостно и цинично.
— Боже мой, вы опечалены тем, что я не оскорбляю вас, не бью, не ставлю на колени. — изумленно догадался Мельбурн, безошибочно прочитав растерянное и горькое выражение ее глаз.
Криво усмехнувшись, он отвернулся от нее и прошел к камину, перешагнув через сбившуюся циновку. Взгляд насторожившейся девушки следовал за ним по пятам. Повернувшись к Элизабет спиной, он бросил в камин несколько поленьев, и замер, глядя на занимающийся огонь.
— Я безоружен, Элизабет, а вы сжимаете в своих маленьких ручках острый кинжал, и у вас есть все мотивы для того, чтобы пустить его в ход. — сказал он удрученным глухим голосом. — Разве я настолько глуп, чтобы в данной ситуации провоцировать вас? Я ответил на ваш вопрос? — не оборачиваясь спросил Мельбурн.
— Но я ничего не спрашивала.
— Спрашивали, Элизабет. Иногда, чтобы сказать вовсе не нужны слова.