Седьмой ключ

Она обняла Ветку, прижала к груди и принялась раскачиваться вместе с ней.

— Ну, не надо! Не надо так! — шептала она жарко-жарко возле самого ушка. — Мы со всем справимся, все будет у нас хорошо… А ты поплачь! Поплачь, миленькая. Наше женское дело такое — плакать… Всякое бывает — и горе, и обиды, и грусть… Только знаешь, радость… она вернется. Вернется! Она всегда возвращается…

К ливню, хлеставшему в стекла, прибавился град. Звонкие ядреные горошины бойко отскакивали от стекла, и своим барабанным боем словно бы созывали стихии природы на торжественный летний парад. Громом и молнией салютовали небеса, приветствуя лето, которое этой ночью вступало в свои права!

— Мама, я не хочу так! Почему? Ну, почему я такая? Я плохая, мамочка, я свинья, гадина! А Машка — хорошая, она меня не предавала, а я… Я ее предала! Я всех предала, и они теперь не будут со мной дружить…

Вероника чуть-чуть успокоилась — аспирин и материнские объятия сделали свое дело. Крепко прижавшись к Вере, она потихонечку — слово за слово — рассказала обо всем, что приключилось с нею в этот последний день мая.

А Вера кивала, слушала и не перебивала ее. А потом тихонько сказала, поглаживая дрожащие ладони:

— Хорошо, что ты сама поняла, что была не права. Знаешь, всяко бывает, главное — понять, что с тобой происходит… А ты смогла взглянуть на себя со стороны. Значит, уже взрослая. А когда парень нравится — порой такое бывает, что и сама не знаешь, что делаешь… Вся горишь, голова не работает, ничего не соображаешь! Но тут надо взять себя в руки, поостыть маленечко — и все встанет на свои места. Вот как сейчас, ведь ты уже с собой справилась?

Ветка кивнула, подняла голову и слабая улыбка осветила ее лицо.

— Мам, а это как-то можно исправить? Мне кажется, я все испортила, и Машка меня не простит… А Алеша… я его так обозвала! Так ужасно… — и она снова всхлипнула, уронив голову.

— Если ты сама сделаешь первый шаг, все объяснишь, извинишься — все наладится! Я уверена. Алеша, по-моему, умный, хороший парень — он не станет злиться. Он ведь побежал за тобой, сам хотел помочь, ну а ты… глупость, конечно, сморозила. Дурешка моя! Нет, это все поправимо — и не такие размолвки бывают.

Вера поцеловала дочку в макушку, поднялась и, отлучась на минуту, вернулась со злополучными письмами, позабытыми на веранде.

— Давай-ка на самом деле письма с тобой почитаем. А потом ребятам их отнесешь. Можем вместе сходить, когда дождь кончится. Хотя, похоже, это надолго.

Вера выглянула в окно — дождь хлестал по-прежнему, обложные низкие тучи совсем затянули небо. Мокрые ветви деревьев склонялись к земле и дрожали, нахлестываемые дождем.

— А если он до завтра не перестанет? — с испугом спросила Веточка. Сейчас ей больше всего на свете хотелось, чтобы дождь кончился и они с Верой смогли выйти из дома.

— Ветка, все к лучшему! Сегодня уж никуда бегать не надо. Дело сделала — так наберись терпения. Пусть все уляжется. Утро вечера мудренее. Завтра прямо с утра Сережу с Машей проведаем, у всех совсем другое настроение будет, и все изменится само собой. А потом — температура у тебя, куда ты пойдешь. Отлежись! Ну, кто будет читать: ты или я?

— Ты читай, — согласилась Веточка и устроилась поудобнее.

Вера аккуратно развязала веревку, стягивающую тонкую пачку писем, и развернула то, что лежало сверху, — смятый пожелтевший лист тонкой бумаги.