Я Витю знаю хорошо,хочу воспеть его харизму.Он очень долгий путь прошёлот онанизма к сионизму.С медалью Витя школу кончил,ему ученье не обрыдло,и стал он грызть науки пончик,стремясь добраться до повидла.Плетя узор цифирной пряжи,он тихо жил в подлунном мире,и по рассеянности дажезачал детей подруге Ире.Без героизма и злодействасвой срок по жизни он мотал,но вдруг высокий дух еврействав его крови заклокотал.И стал он пламенный борецза право выезда евреям,его обрезанный конец,подобно флагу, всюду реял.В железном занавесе дыркухотел пробить он головой,из-за чего попал в Бутырку,но вышел целый и живой.И одолел судьбу еврей,на землю предков он вернулся,о камни родины своейдовольно крепко наебнулся.Но, не привыкши унывать,изжил он горечь на корнюи вскоре стал преподаватьстудентам разную херню.Ещё он очень музыкалени тягой к выпивке духовен,и где б ни жил, из окон спалентекли Шопен или Бетховен.Но надоела скоро Витеучёной линии тесьма,и Витя круто стал политик,поскольку был мудёр весьма.И тут освоился так быстро(он опыт зэка не забыл),что даже занял пост министраи полчаса министром был.С утра он важно едет в кнессет,престижной славы пьёт винои с обстоятельностью меситбольшой политики гавно.Зачем писал я эту оду?Чтобы слова сказать любовные,что в масть еврейскому народутакие типы уголовные.Тут непременно надо сделать интересную добавку. Витя действительно был министром науки всего три-четыре дня, а после что-то поменялось в их правительственных играх, и Витя стал заместителем министра внутренних дел. Я даже как-то навещал его по месту службы: когда ещё доведётся посидеть в кабинете заместителя министра, да ещё внутренних дел? Я только очень был разочарован: клетушка и клетушка, да к тому же – плохо сделанный ремонт. Но дело не в этом. Витя решил, что столь недолгое пребывание в министрах – может быть, рекорд всемирный, и послал запрос об этом в комитет (так ли он называется?) Гиннесса по рекордам. Оттуда ему вскоре вежливо ответили: уж извините, это не рекорд, известны люди, пробывшие в должности министров четверть часа, после чего их расстреляли. Так что Витя дёшево отделался.
А Яше Блюмину писал я восхваление – к восьмидесятилетию. Он и сегодня хоть куда, дай Бог ему здоровья и удачи. О его таланте творческом я написал в стихе, а вот о доброте его необычайной надо бы сказать особо. Он к себе в свою столярную мастерскую брал, чтобы помочь им прокормиться, таких проходимцев, что потом его печальные истории мы слушали, не зная, смеяться или плакать. Но главное о нём – в торжественной оде: