Седьмое небо в рассрочку

– Мне думается, то, что лежит там (если, конечно, лежит), должно касаться вас. Иначе с чего это вы будете творить глупости, да еще сгоряча? Значит, там информация о людях, которые имеют непосредственное отношение к вам. А муж и брат, как я понял, не имеют.

Шатунов даже приостановился, настолько его поразил вывод:

– Действительно, я с ними никогда…

– Короче, напрягите свою память.

Шатунов понимал, что выглядит идиотом в глазах молодого человека. Но он не идиот. Был им когда-то, когда не замечал, какие ветвистые рога у него выросли, а больше не помнил за собой подобного отклонения. В запасе остался единственный аргумент:

– Для меня это вообще звучит дико – тайник! Как летающая тарелка, которой я никогда не видел. Тайник… Думаешь, я не запомнил бы этого слова, если б оно между нами фигурировало?

Марин раскинул широко руки в стороны, что и без слов означало: ничем помочь вам не могу.

В одном брючном костюме Сабрина не решилась ехать к будущему мужу (как он обещал) – женихом его назвать… смешно. Жених – это молодость, энергия, а Дубенич далеко не молод.

Даже на первых порах понадобится белье, какая-то одежда, Сабрина собрала самое необходимое. Хорошо, что матери не было, так проще. А то начнет лить слезы, кричать, мол, как мне без тебя жить, я погибну, и Сабрина останется. Раздался звонок.

– Да, Юрий Александрович?

– Ты где?

– Выхожу из дома.

– Я послал за тобой машину, подожди ее.

Сабрина заперла дверь, ключи кинула в почтовый ящик и закурила. Она растревожилась, ведь здесь росла с рождения, теперь покинет дом навсегда. Грустно. Но ведь это правильно. Что здесь ждет? Будет нянчиться с мамой до старости? Подумав об этом, Сабрина подхватила чемодан и выбежала за ворота, чтоб жалость не победила желание изменить свое никчемное существование.

Она дошла до угла, где удобней подождать машину, опять позвонил Дубенич, приятно, что он проявляет столько заботы:

– Машина приехала?

– Нет. Не беспокойтесь, я приеду, это решено… Ай!..

– Сабрина… Что там у тебя?.. Сабрина!

Она сама не поняла. Остановился автомобиль, выскочил амбал и затолкал ее внутрь, а стройная женщина выхватила мобильник.

Садясь на первое сиденье, Люка слушала мужские вопли:

– Сабрина, ответь! Почему молчишь?

– Она не может говорить, – сказала Люка в трубку.

Громкой связью Сабрина пользовалась на улице, где куча посторонних шумов заглушает голоса в трубке, так что слышала диалог полностью.

– А ты… ты кто? – растерялся Дубенич.

– Смерть ее.

– Не понимаю… Послушай! Она тебе ничего не сделала, на ней ты срываешь зло, так?

– Угадал.

– Что тебе надо? Что ты хочешь?

– Все ты понял. Если миллион зеленых не жалко, мы отдадим тебе Сабрину в вечное пользование.

– Миллион?! – Голос у него потускнел, ну, понятно, жаба задавила. – Такой суммы у меня на руках нет…

– Собери, я подожду. Ну, готов платить?

– Готов, – решился Дубенич. – Но мне понадобится время, такую сумму ни один банк не выдаст, надеюсь, ты знаешь.

– Вообще-то я пошутила. Я хочу два миллиона, так что скажи Шатунову, пусть тоже готовит бабки.

Она нажала на кнопку, вынула симку и выбросила мобильник в окно. После оглянулась посмотреть на перепуганную, сжавшуюся и вытаращившую глаза Сабрину. М-да, красивая девочка… Люка подарила ей ободряющую улыбку.

Леонид Федорович приехал домой разбитым, во-первых, следовало похмелиться, во-вторых, поспать. Нет, поспать просто необходимо, с той ночи если и спал он, то час-два, у него силы на исходе, точнее, их нет. Шел он точно по курсу, но дорогу неожиданно перегородил Иваныч, зашептав:

– Леня, тебя ждет эта… ну, эта…

– Я не принимаю. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра…

– Здравствуй, Леонид.

Он готов пережить ядерную войну, нашествие варварских племен, разруху и голод, но не готов слышать голос Таты в собственном доме, а видеть ее – брр! Она сидела в его гостиной, в его кресле, пила его чай из его чашки! Сидела с выпрямленной спиной, в короткой юбке, раскрашенная, как папуас. Так разбиваются мечты. Вымести бывшую не удастся, раз она вползла в дом, Шатунов обреченно выдохнул:

– Иваныч, принеси что-нибудь… и рассола.

На вялых ногах он добрался до дивана и рухнул на подушки. Эта женщина ничего не вызывала в нем, она осталась призраком юношеского представления о любви и счастье. Но раздражала.

А Тата о многом сожалела. Но кто знал, что Ленька – хам и ничтожество, с рожей Ваньки-дурака, без перспектив облагородиться хоть когда-нибудь, с которым стыдно было появиться в обществе, потому что он жрал как свинья, ржал как конь – выпрыгнет на первые позиции? Теперь мэр с ним обнимается, губернатор зовет на торжества, никому не мешают ухватки питекантропа, ведь Шатунов не изменился, разве что на его тупой роже обозначилось: я есть могучая силища.