Седьмое небо в рассрочку

Но! Самолет улетел три часа назад. Шатунов украдкой покосился на Марина, который, заботясь о шефе, напичкал дом видеокамерами. Папе доложили, где его дочь спала. А Марин психанул и ушел. Конечно, парню неприятно узнать, что Сабрина попользовалась им, так сказать, оторвалась напоследок и убежала к богатому дяде. К сожалению, она мамина дочка.

14

После смерти Ксении для Шатунова настал наиболее тяжелый момент, когда он вызвал Гиреева. Тот, еще не зная, чем ему грозит срочный вызов, начал с отчета за последний месяц.

Звучал «Реквием» Моцарта – это что-то новенькое, обычно Шатунов оперы врубает, если настроение поганое. Вообще-то, показатели должны были улучшить его состояние, но Шатун как будто оглох, смотрел в сторону, обхватив пятерней подбородок, и думал наверняка на отвлеченные темы. Андрей Тимурович сделал попытку вернуть его к делам:

– Леонид Федорович, тебе неинтересно?

Шатунов действительно очнулся, обошел стол и попросил:

– Встань.

Когда Гиреев, не думая ни о чем плохом, поднялся, в его лицо неожиданно врезался кулак. Надо сказать, кулаки у Шатунова не интеллигентные, а рабоче-крестьянские, так ведь в прошлом он натренировал их, перетаскав тонны деликатесной «грязи». Гиреев очутился на полу с разбитым носом, заметив кровь на своей одежде, разозлился:

– Леня, ты в уме?!

– Ты все знал. Ребят в лесную ловушку заманил ты.

Гиреев опустил глаза. От ужаса, наверное, ибо он понял, о чем пошла речь. Теперь неважно, правду он говорил или лгал:

– Я не знал… Клянусь, не знал, зачем…

– Ну-ну, пой, ласточка, пой, – мрачно подбодрил его шеф.

Ничего не оставалось, как признаться и одновременно оправдать себя. Собственно, в данной тактике ничего нового нет, гнусь никогда не бывает виновата.

– Меня попросил Юра договориться с ребятами… ну, чтоб они сделали привал, мол, хочу переманить их, поговорить… Мы заехали, а там ждали… Леня, клянусь, я не знал, что с ними сделают… у меня чуть крышу не снесло!

– А мне чуть голову не снесли, – процедил сквозь зубы Шатунов. – Что ж ты меня не выручал?

– Юра… он сказал, что я теперь с ним… мне светило как соучастнику… – И вдруг закричал, словно вина за подлость лежит на Шатунове: – Я трус, понимаешь? Мне стало страшно! Юрка, сволочь… он испортил мне всю жизнь! Всю жизнь я жил по его указке… и ненавидел…

– Убирайся, – сказал Шатунов.

– Что? – замер Гиреев.

– Пошел вон, дерьмо. Полиция с тобой разберется, хотя тебе, наверное, ничего не будет. За давностью.

Он не имел права и не хотел тратиться на гниду, впереди была главная цель, и день настал…

Первое, о чем она спросила, очнувшись, – кто еще выжил? Никто. Она единственная. Людмила замолчала, отказывалась от еды, но уговоры подействовали, ведь желание жить по большей части побеждает. Она согласилась дать показания и внесла некоторую ясность.

Да, Ана (Анубис в готической среде) намеренно изуродовал Гектор, чтоб стереть его личность. И Ума (Умбра среди го'тов) был убит, чтоб пустить следствие по ложному пути, он стал опасен тем, что возомнил себя лидером, выходил из подчинения, его и убрали без сожаления. Об этом рассказал Чика, который ходил вместе с Гектором к Умбре, в убийстве он не принимал участия, а стоял на шухере. Две попытки похитить детей Шатунова имели одну цель – получить выкуп, не более. Не зная заказчика лично, Людмила вычислила его – Дубенич, он же заказал и Шатунова.

Две недели спустя Шатунов взбегал по больничной лестнице, оставив далеко позади телохранителей. Он торопился не случайно, хотелось посмотреть в глаза той, которая должна рожать, а не убивать. Вот уж живучая! Пролежать всю ночь с пулей в груди, истекать кровью и… выжить! Это она зря сделала, зря. Придется еще разок пережить миг, когда расстаются с жизнью, больше ей не повезет, два раза удача не балует.

У палаты сидел полицейский, его предупредили о визите Шатунова, посему он лишь приподнял сонные веки, потом снова их прикрыл. Леонид Федорович нащупал пистолет в кармане, второй рукой взялся за дверную ручку и решительно вошел в палату.

Она походила на доску, накрытую легким одеялом, части ее исхудавшего тела слились с постелью – в чем там душа держалась? Руки девчонки безвольно лежали поверх одеяла и вдоль тела, в одну воткнута игла капельницы, лицо с заостренными чертами было желтовато-бледным, синие круги очертили глаза. Жалкая, беспомощная и ненавистная.

Она почувствовала, что кто-то вошел, и, когда Шатунов, тяжело, вместе с тем бесшумно дыша после марафона по лестнице, остановился у ее ног, открыла глаза. И узнала его. А узнав, закусила губу, приподняла плечи, но даже сесть у нее не было сил, убежать тем более. Он стоял и молчал, держа одну руку в кармане пиджака, а глаза… его глаза впились в нее, расчленяли, испепеляли. Людмила догадалась, зачем он здесь:

– Вы пришли меня убить?

Вместо ответа Шатунов вытащил пистолет, направил на нее…

Вот она – минута, о которой он грезил. Осталось наметить, куда выстрелить. Пожалуй, в грудь. С близкого расстояния, если и не попадешь в сердце, жить она долго не будет.