Седьмая жертва

– Он хочет первенства, но не за счет своей силы и реального превосходства, а за счет слабости других, – медленно сказала Татьяна. – Он всегда выбирал маленьких и слабых. Он всегда хотел, чтобы его боялись. И приходил в бешенство, когда встречал того, кто его не боится. Наверное, он просто избегал тех, кто мог его не испугаться. Отсюда и его поведение у меня на допросах. По комплекции я явно не относилась к тем, кто может испугаться его физических данных. И он старался меня смутить, потому что смущение – это признак слабости, это уже почти испуг. Если бы я тогда попросила передать дело другому следователю. Горшков расценил бы это как собственную победу. Он бы решил, что ему удалось меня запугать, и я отступила. Все это прекрасно, ребятки, но это не ответ на ваш вопрос. Я не понимаю, чего он хочет сейчас.

– Того же самого, – пожал плечами Коротков. – Он хочет заставить тебя отступить, сдаться, признать свою слабость и беспомощность перед ним.

– И какой выход? Я готова сделать все, что угодно, только чтобы он больше никого не убил.

В ее голосе прозвучала такая горечь, что присутствующим стало не по себе.

В самом деле, она сейчас готова была на все в полном смысле слова. Она готова была публично признать свою слабость, если надо – перед всем честным народом, с экранов телевизоров, по радио – как угодно, только чтобы он услышал ее, только чтобы достучаться до него и заставить поверить: он победил, она сдалась, и не нужно больше смертей. Пусть ценой унижения, пусть ценой лжи, пусть ценой разрушенной репутации следователя и писателя. Она готова заплатить любую цену за то, чтобы остановить его. Не нужно крови. Ее не нужно вообще ни при каких условиях. А уж тем более для того, чтобы что-то кому-то доказать.

– Ну, что вы все замолчали? – нетерпеливо вопросил Коротков на правах начальника. – Давайте идеи. Что Таня должна сделать, чтобы его остановить?

Принимаются любые варианты.

Татьяна молча обводила глазами друзей-коллег. Идей ни у кого пока не было.

– Ладно, – Коротков со вздохом решил закончить совещание, – расходимся, спать пора. Я повезу Аську, а ты, Мишаня, проводи Татьяну. И проведи разъяснительную работу с ее мужем, пусть старается ее одну не отпускать.

– Юра, это нереально, – слабо сопротивлялась Татьяна, застегивая плащ, – Стасов не может быть при мне нянькой, у него своя работа и своя жизнь.

– А Ира? Как мы обеспечим ее безопасность? – спросила Настя.

– О ней не беспокойтесь, у нее есть личная охрана.

– Кто таков? – ревниво встрял Доценко. – Я попрошу, граждане! Мне уже сто лет обещали близкое знакомство с Ирочкой, а тут какой-то втерся…

– Это наш сосед, – успокаивающе сказала Татьяна, – человек пожилой, пенсионер. Тебе не конкурент, не волнуйся. Кстати, сегодня можешь и заглянуть к нам, повод есть.

Всю дорогу они говорили о чем угодно, только не о Горшкове, и лишь в лифте Татьяна наконец вернулась к тому, о чем не переставала думать.

– Я тебя умоляю, Миша, не пугай моих домашних. У них и без того нервы на пределе.

– Ты не права, – очень серьезно ответил Доценко, – человек должен знать правду и готовиться к худшему, только так он может справиться с ситуацией.

Татьяна уже достала ключи и поднесла руку к замку, но при этих словах остановилась.

– А ты не думаешь, что человек, знающий правду, просто с ума сойдет от ужаса, вместо того, чтобы готовиться к худшему? У всех ведь по-разному нервная система устроена, некоторых негативная информация мобилизует, заставляет обдуманно действовать, а некоторым вообще разум отшибает.

Она хотела добавить еще кое-что, но в этот момент распахнулась дверь соседней квартиры и на пороге возник Андрей Тимофеевич. Рядом с ним тут же появился огромный черный дог по кличке Агат.

– Добрый вечер, – загудел он низким звучным голосом, – а я слышу – лифт остановился, но дверь в вашу квартиру не открывается, да и ко мне не звонят.

Решил посмотреть, кто это на нашем этаже затаился. Я свое слово держу, вашу квартиру из-под наблюдения не выпускаю.

Татьяна перехватила взгляд Доценко, брошенный на соседа, и с трудом удержалась, чтобы не прыснуть. В этом взгляде было столько искреннего, смешанного с негодованием недоумения, сколько могло бы быть, если бы вдруг ни с того ни с сего твоя собственная собака начала мяукать.

– Не волнуйтесь, Андрей Тимофеевич, – сказала Татьяна, – просто я ключи долго в сумке искала. Вы же знаете…

– Уж конечно, – радостно подхватил сосед, – знаю я эти ваши дамские сумочки, знаю. С виду крохотные, непонятно, что вообще в них может поместиться, а на самом деле в них барахла – на чемодан хватит.

Татьяна отперла дверь и сделала приглашающий жест.

– Зайдете к нам, Андрей Тимофеевич?

– А я не помешаю? Гости у вас…

– Так тем более, – рассмеялась она. – Все равно ведь гости.