Седьмая жертва

Михаил Доценко терпеливо ходил из квартиры в квартиру, задавал вопросы и выслушивал самые разные ответы, то краткие и скупые, то пространные, сопровождаемые длинными лирическими отступлениями о давно ушедших годах и брюзжанием по поводу нынешнего финансового «беспредела», из-за которого старики, честно отработавшие на государство всю жизнь, отдавшие ему здоровье, теперь вынуждены влачить жалкое существование на пенсию, размеры которой существуют как будто отдельно от цен на продукты и лекарства, никак с ними не пересекаясь. Из разговоров с жильцами хрущевской пятиэтажки выяснилось, что Серафима Антоновна была женщиной не особо приветливой, в гости к себе никого не звала и вполне довольна была обществом своих четырех кошек. Но справедливости ради надо заметить, что те из соседей, кто хоть однажды рискнул зайти к одинокой старушке, выскакивали из ее квартиры как ошпаренные и больше попыток сближения не предпринимали, ибо запах там для непривычного обоняния стоял поистине невыносимый.

– Как-то я встретила ее на лестнице, – рассказывала женщина лет сорока, живущая этажом выше Фирсовой. – Серафима Антоновна шла из магазина. С таким трудом она поднималась, что без слез смотреть было невозможно. Мы к тому времени только недавно в этот дом переехали, я еще соседей не знала совсем, увидела старуху, предложила помочь сумку донести до квартиры. Она мне пожаловалась, что еле ходит, а вот Пасха скоро, так даже кулич освятить не сможет, потому что церковь далеко. Когда Пасха настала, я решила сделать соседке приятное, купила кулич для нее и освятила вместе со своими. Зашла к ней, кулич отдала, она благодарит, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы нос не заткнуть. Нет, я понимаю, конечно, женщина старая, одинокая, убираться в квартире у нее сил нет, но тогда зачем же кошек держать? Я осторожно так спросила у нее: мол, неужели некому прийти помочь по хозяйству? Она же могла обратиться в собес, к одиноким старикам помощников присылают, я точно знаю.

А Серафима Антоновна на меня зыркнула, губы поджала и говорит: я, дескать, чужих в свою квартиру отродясь не пускала и на старости лет тем более не пущу, теперь ворья развелось видимо-невидимо, никому верить нельзя.

– Ну надо же, – удивился Доценко, – а вы что на это сказали?

– Я предложила ей сделать генеральную уборку, хотя бы один раз, бесплатно. Мне не трудно, квартира у Фирсовой небольшая, за полдня управилась бы.

– А она?

– Отказалась. Да таким тоном, как будто не я ей предлагаю, а наоборот, ее прошу у меня уборку сделать. Знаете, я потом все думала, может, я что-то неприличное сделала? Уж очень она на меня злобно посмотрела.

– Странная дама, – вздохнул Доценко. – Не понимаю, почему она так болезненно реагировала. А из разговора с ней вы не поняли, в чем дело?

Только ли в том, что она воров боялась? Вы же совершенно очевидно не воровка, вы – соседка, а она все равно отказалась от вашей помощи.

– Вот и я не понимаю, – согласно кивнула женщина. – Мне показалось, что Фирсова немного не в себе.

Михаил насторожился:

– Отчего так? Вам что-то показалось странным?

– Не то чтобы странным… Мне показалось, что она заговаривается.

Понимаете, когда она от моего предложения отказалась, она пробормотала что-то невнятное, про Нюрку какую-то. Вот я и подумала, что она заговаривается.

– А что про Нюрку? Что конкретно? – настаивал. Миша.

– Что она на нее управу найдет. Что-то в этом роде.

– Пожалуйста, я очень вас прошу, воспроизведите всю фразу целиком.

– Да я не помню…

– Ну как помните.

Женщина задумалась, отвела глаза вправо, припоминая.

– Сейчас… А на эту суку Нюрку управа еще найдется.

– А кто такая Нюрка? – поинтересовался Доценко.

– Да откуда же мне знать? – искренне удивилась соседка. – Вот поэтому я и подумала, что она заговаривается.

«Нюрка, Нюра, Нюрочка, стройная фигурочка», – напевал мысленно Доценко, возвращаясь на Петровку. Войдя в свой кабинет, он первым делом позвонил Ирочке, обменялся с ней парой ничего не значащих фраз, тут же воспрянул духом и зашел к Каменской.

– Из длительных бесед с соседями по дому выяснилось, что старуха Фирсова недобрым словом поминала некую Нюру, сиречь Анну, причем поминала в контексте полной невозможности пускать в дом чужих людей, потому как непременно обворуют, – весело доложил он.

Настя сидела за столом вялая и безразличная ко всему. На нее навалилась неизвестно откуда взявшаяся апатия, которая окутала мозг ватным туманом и тяжелыми цепями повисла на руках и ногах.

– Нюра? – тупо повторила она. – И кто это?

– Насколько я понимаю, это бывшая невестка Фирсовой, Анна Николаевна Фирсова. Правда, они уже два десятка лет не живут вместе, с тех самых пор, как Анна Николаевна развелась с сыном Фирсовой, но вполне возможно, отношения поддерживали. Если же судить по тому, как тепло и с любовью Серафима Антоновна отзывается о невестке, между ними произошел крутой конфликт, и, по всей вероятности, не так давно. По крайней мере есть шанс, что Анна Фирсова знает о своей свекрови немного больше, чем соседи по дому.

Анастасия Павловна, вы больны? – озабоченно спросил Доценко.