Дверь открылась, и в комнату вошел еще один человек. Трое против одной. Руфь смотрела на его ботинки. Черные, блестящие. Длинные ноги. Она подняла глаза на уровень его груди. Костюм на нем был, как на молодом. Взглянуть на него она не могла. Ни в лицо. Ни в глаза.
Где-то в стороне маячили ноги и юбка продавщицы. У нее был бархатный голос, худые ноги и высокие каблуки. Край юбки вздрагивал, пока она излагала суть дела тому, кто вошел последним.
— Ладно. И где же эта юбка? — прервал ее молодой голос, и его ноги направились к Руфи. Этот голос! Она уже слышала его раньше. Или слух ее обманывает? — У вас есть, что надеть на себя, фрекен? — спросил голос над ногами в молодежных брюках.
Руфь кивнула.
— Здесь вы можете переодеться. — Он распахнул дверь в кабинет.
Через закрытую дверь она хорошо слышала его голос. Потом там стало тихо. Господи, как ей хотелось сейчас лечь и заснуть под большим письменным столом. И в то же время хотелось поскорее убраться отсюда. Голова раскалывалась от усталости. Руфь переоделась, хотя руки плохо ее слушались. Где-то в груди притаились Эмиссар, бабушка и Бог. Тот человек за конторкой что-то говорил о полиции.
Наконец она переоделась и, шатаясь, вышла в первую комнату. Молодой человек стоял у окна спиной к ней. Руфь положила юбку на стул. Он медленно повернулся к ней. Руфь пыталась задержать взгляд на узле его галстука.
Он кашлянул, и она, против воли, подняла глаза на его лицо. Если бы кто-нибудь спросил у нее, какого цвета у него глаза, она не могла бы ответить. Он слишком пристально смотрел на нее.
Один уголок рта у него дергался, так же как в первый раз, когда она увидела его. Горм Гранде. Он подошел к ней, взял со стула юбку и кивнул ей:
— Идемте, мы поговорим там.
Впереди него она снова вошла в большой кабинет, и он закрыл дверь. Некоторое время они стояли, не спуская друг с друга глаз. Кровь то приливала, то отливала от лица Руфи. Какая она дура, зачем только она пошла за юбкой в «Гранде»?
— Не знаю, почему ты так поступила. Но, наверное, у тебя были на это причины?
Руфь кивнула. Она стояла, кивала, и ей было некуда скрыться от его взгляда. Когда он облизнул губы, она машинально сделала то же самое.
— Может, присядешь ненадолго? — Он показал на стул, стоявший перед огромным письменным столом. Она села. Словно перетекла с места на место. Пятно на полированной поверхности кресла с блестящими подлокотниками. — Хочешь воды?
Она опять кивнула, размышляя, не убежать ли ей, пока он будет наливать воду. Но не двинулась с места. Наконец он вернулся и протянул ей стакан, кто-то из них расплескал воду. Скорее всего, она.
— Не надо так волноваться. — Он присел на край письменного стола.
Руфь пила и не могла оторваться. Стакан быстро опустел. Тонкий стакан с матовыми листочками по краю.
— Можешь взять эту юбку.
Она не ослышалась? Нет. Ее охватило отчаяние и в то же время гнев. Она поставила стакан на стол. На Горме был полосатый галстук. Синий с черными и белыми поперечными полосками. Руфь сосредоточила внимание на этих полосках. Она помотала головой и хотела встать, чтобы уйти.
— Ты не дашь мне свой адрес?
Неужели он хочет сначала отдать ей юбку, а потом заявить на нее в полицию?
— Я сама могу пойти в полицию. Позвони и скажи им, что я приду.
— Мне твой адрес нужен совсем для другого, — сказал он и протянул ей карандаш и блокнот. — Просто я хочу знать, куда тебе прислать эту юбку.
Он говорил серьезно. Она взяла карандаш, прижала его к бумаге и начала писать. Не справившись с дрожью в руках, она нажала слишком сильно. Карандаш сломался. С громким, глухим звуком. Сейчас я заплачу, подумала она.
Он протянул ей новый карандаш с остро заточенным грифелем. Она попробовала писать и не смогла. Он взял у нее из рук карандаш, блокнот и вопросительно поглядел на нее. Она шепотом назвала ему свой адрес, он записал его. Печатными буквами. Как на машинке.
Дверь распахнулась, и в кабинет вошел человек, похожий на Горма.
— Я слышал, что в мое отсутствие здесь произошли драматические события. Ваши переговоры окончены? — строго спросил он.
— Я как раз собирался проводить нашу покупательницу, — сказал Горм и схватил со стола юбку.
В коридоре он остановился. Уголок рта у него дергался.
— Хочешь, я выведу тебя через черный ход?
— Не надо, спасибо, — прошептала Руфь и бросилась бежать.
Уже на улице она вспомнила, что у него светлые, коротко остриженные волосы, на макушке они вились. Красивые пальцы, небрежно подрезанные ногти.
Прибежав домой, Руфь упала на собачью шкуру, даже не включив радио. Какой позор! — думала она. У нее вырвались рыдания, это были чужие рыдания, не ее, перед собой она видела глаза Горма.
На другой день Руфь прогуляла практику. Это было равносильно самоубийству. Она лежала в кровати и убеждала себя, что смертельно больна. В дверь неожиданно постучали. Она затихла, как будто ее не было дома.
— Тебе посылка, — громко сказала хозяйка.
— Пожалуйста, положите ее у двери, — больным голосом попросила Руфь.
— Ты плохо себя чувствуешь? Тебе что-нибудь принести?
— Нет, спасибо, у меня насморк. Не хочу, чтобы вы заразились.