— Вы что-нибудь ищете? — спросила женщина, нажимая на кнопку лифта.
Руфь отрицательно помотала головой и спрятала руки в карманы куртки. Ей было девятнадцать лет, и она до смерти боялась, что ее уличат в воровстве.
— Нет, простите. Я думала, здесь тоже торгуют.
Он все смотрел на нее. Стену, где был лифт, украшал узор. Сделанный углем орнамент причудливо извивался под органическим стеклом. Руфь знала этого художника, но не мог вспомнить его фамилию. Орнамент был красивый.
Она смотрела в пол. Ей было физически больно встретиться с ним глазами. Она была на его территории. И компрометировала этим их обоих. Это было унизительно. Когда лифт под шел, она все-таки взглянула на Горма. Не сводя с нее глаз, пропустил ее в лифт. Но она быстро отступила назад, и темноволосая прошла вперед. Высокие каблуки звякнули по металлу.
Тогда Горм подошел к ней и протянул руку.
— Вернулась в родные места?
— Да.
— Как-то раз я сделал тебе одно деловое предложение но, видно, оно не заинтересовало тебя? — быстро сказал он.
— Какое предложение?
— Мы связались с твоим агентом. Нам требовалось расписать фойе. Это было несколько лет назад. Мелочь, конечно. У тебя, наверное, на такое нет времени?
— Я не получала никакого предложения. — У нее сдавило горло.
— Извини, Горм, но мы опоздаем на совещание, — сказала темноволосая из лифта, она стояла в дверях, не давая им закрыться.
Горм отпустил руку Руфи. Кажется, он помедлил? Или она просто убедила себя в этом, потому что ей этого хотелось?
— В магазин туда! — Темноволосая показала Руфи лестницу.
— Спасибо, — сказала Руфь и отвернулась.
Уже в самолете Руфь раскаялась в данном Туру обещании. Но она была так счастлива, когда врачи сказали, что он будет совершенно здоров. Нужно только время. Как-то вечером она спросила, не хочет ли он куда-нибудь съездить с ней, когда поправится.
— Мне всегда хотелось съездить с тобой к бабушке и дедушке на Остров, — сказал он. — Они говорят, что в последний раз ты была там еще до моего рождения. Это странно.
— Я же рассказывала тебе о Йоргене.
— Мама, с тех пор прошло сто лет. Ты не можешь так долго ненавидеть целый остров.
Она не ответила, и он замкнулся. Через некоторое время она снова заговорила. О жителях Острова. О сплетнях.
— Ладно, я согласна, — сдалась она наконец. — Поедем. Только сначала я закончу картину, которую должна выставить в ноябре в Осло. А ты должен окончательно выздороветь. Поедем в октябре.
Он подозрительно глянул на нее, но улыбнулся. Через получаса ему стали менять повязку, и он жалобно стонал. Она отвернулась, не мешая сестре делать свое дело. «Боюсь, я этого не вынесу», — думала она. Но как бы там ни было, она обещала поехать с ним на Остров.
На другой день после возвращения в Берлин она потребовала у АГ объяснения по поводу предложения от «Гранде & К°». Он не мог вспомнить такого предложения. Но по его раздражению она поняла, что он все прекрасно помнит.
— Это было давно. Ты не поставил меня в известность, — сказала она, пытаясь не сорваться.
— Я рассудил, что это только помешает твоей работе. Перед тобой стояли более важные задачи.
— Позволь такие вещи решать мне самой. Ты должен был сообщить Горму Гранде, что я хочу с ним встретиться, чтобы обсудить заказ.
Он пожал плечами и попросил секретаршу найти то письмо и ответить слово в слово так, как сказала Руфь.
Позже, когда они вместе обедали, он заботливо расспрашивал ее о Туре и радовался, что несчастный случай не будет иметь для него последствий. Потом он заговорил о том, что еще следовало сделать для предстоящих выставок в Осло и в Париже. Перерыв из-за несчастного случая с Туром загнал Руфь в цейтнот. Некоторые картины будут выставлены в обоих городах, даже если их купят в Осло.
— Хорошо, что твоим французским галерейщиком тоже выступаю я, никто другой не согласился бы повесить на персональную выставку уже проданные картины.
— Ты так любишь оригинальность, почему бы тебе не выставить только такие картины, которые не продаются. Бывают же целые выставки, где на каждой картине указано, что она из частного собрания?
— Я с удовольствием так и сделаю, когда у тебя будет для этого достаточно известное имя. — Уголки губ у него закруглились.
Руфь не ответила на его улыбку. Улыбка была неискренняя, а у Руфи было тяжело на сердце.
— Давай выпьем у меня дома. Ты уже давно не была у меня, — предложил он, глаза у него блеснули.
Руфь сказала, что устала и хочет домой. Так оно и было.
Каждый день она разговаривала с Туром по телефону. Дела у него шли неплохо, он выздоравливал и скучал. Из слов Уве она поняла, что Тур стал капризным и ему трудно угодить. Ей захотелось обрадовать сына, и она напомнила ему, что в ноябре они поедут на Остров.
— Ты говорила — в октябре.
— Сначала мне надо дописать картину, которую я должна выставить в Осло, — сконфуженно объяснила она.
— О'кей. В ноябре. Но тогда будет уже зима, — недовольно сказал он.