Седьмая встреча

Девять месяцев он относился к ее состоянию, как к досадному, но естественному событию, с которым она спокойно справится без его помощи. Его вклад ограничивался тем, что он женился на ней.

Он обнял ее и повел по коридору. Когда сестра хотела разлучить их и закрыть дверь, Турид заплакала.

— Я пойду с тобой, — сказал Горм.

— Акушерка против присутствия там мужчины.

Горм сделал вид, что не слышит, и вошел в эту страшную комнату, полную стальных трубок, никеля и стекла. На полу стояло ведро с чем-то, напоминавшим орудия пытки, плавающие в окровавленной воде.

— Можете здесь раздеться, — сказала сестра и увела Турил за ширму.

Через несколько минут Турид со стоном вышла оттуда в широкой больничной рубахе.

Горм вознамерился пойти за ней в родильное отделение, когда властный голос заставил его обернуться:

— Вам туда нельзя!

Эта женщина, безусловно, была здесь главной. Чем-то она напомнила Горму Буббена на борту «Бонневилле». Она не представляет собой никакой опасности, но хочет быть здесь самой главной, подумал он, направляясь туда, где стонала Турид.

— Вы слышали, что я вам сказала? — Женщина взяла его за руку.

Горм вспотел, он понимал, что действовать следует с умом. Здесь было, как в армрестлинге, важно было владеть тактикой. Глядеть в глаза было важнее применения грубой силы.

— Я вас очень прошу, это моя жена, я ей нужен!

— Уважаемый господин Гранде, это не вашего ума дело, — резко сказала она. Но Горму показалось, что в ее голосе послышалась нерешительность.

От крика Турид он весь покрылся испариной. Ему стало трудно дышать.

— Я понимаю, но ей будет легче от одного моего присутствия.

— И что нам делать, если вы там упадете без чувств?

— Оставите меня лежать на полу, пока я сам не приду в себя. — Горм попробовал улыбнуться, продолжая смотреть ей в глаза.

— А если ты упадешь у нас на пути? — Она забыла сказать ему «вы», теперь она говорила грубо.

— Обещаю упасть не на пути, — сказал он и взялся за дверь.

Женский вариант Буббена внимательно смотрел на него. Потом она шагнула в сторону, схватила с полки что-то белое и бросила Горму. Сжатые кулаки властно уперлись в бедра.

— Господин Гранде, вы серьезно нам мешаете! Вымойте руки и наденьте на себя белый халат!

Несколько часов спустя, когда акушерка держала ребенка за ножки вниз головой и раздался его первый крик, Горму стало стыдно, что он мог думать, будто девочка могла быть от Турстейна.

А когда ее, завернутую в простынку, положили ему на руки, он понял, что принимал участие в чем-то, о чем ему будет трудно писать с иронией в своем желтом блокноте. По лицу у него катились слезы, и уже давно.

Турид улыбнулась ему измученной улыбкой. Акушерка и сестра оживленно переговаривались, словно только что познакомились с коллекцией модной одежды сезона. А Горм плакал. Наконец он спросил, правильно ли, что девочка такая маленькая и выглядит больной.

— Уважаемый господин Гранд, девочка совершенно здорова и она большая! — сказала акушерка и надменно улыбнулась.

Горм осторожно сунул указательный палец между крохотными пальчиками и почувствовал тепло тонкой кожицы и царапанье малюсеньких совершенных ноготков.

Он вспомнил один случай из своего детства. В Индрефьорде. Он залез на дерево и вынул из гнезда птенчика. И долго сидел на ветке, держа его в руках. Птенчик был теплый и чудной. Осматривая тонкую кожу, пронизанную жилками и покрытую порами, Горм понял, что никогда в жизни не видел такого беспомощного существа. Он осторожно положил птенчика обратно в гнездо. Но вечером мертвый птенчик почему-то лежал под деревом. Все лето Горм считал, что это его вина. Птенчик умер, потому что он брал его в руки.

Теперь все было серьезно. На нем лежала ответственность за этого ребенка, с ним ничего не должно было случиться.

Девочка открыла темные глазки. Казалось, она смотрела на него из темноты матки, словно еще не попала в этот мир.

Я первый человек, которого она видит, подумал он, забыв о том, что пишут в книгах о зрении новорожденных.

— В кого у нее такие темные глаза? — робко спросил он и положил девочку Турид на грудь.

— У всех новорожденных такие глаза. Со временем они изменятся, — сказала акушерка.

— Добро пожаловать, Сири! — сказала Турид и тихо засмеялась.

Горм посмотрел в широко открытые зрачки ребенка и тоже засмеялся.

И тут в его сознании всплыла другая картина. Это длилось одно мгновение. Он видел глаза Руфи.

* * *

После рождения Сири мать совершенно изменилась. Горм больше не слышал, чтобы она жаловалась на боли или плохое самочувствие. Все вращалось вокруг ребенка. О сыне Марианны она даже не вспоминала.

Пока Турид была свободна от работы в школе, мать начала длительный и непростой процесс — она хотела сделать из Турид настоящую даму. Хотела изменить ее манеру одеваться, привычку говорить на диалекте и прическу.

Она не критиковала Турид, но вносила обстоятельные предложения. Когда Турид пожаловалась Горму, он посоветовал ей самой определять границы в общении с его матерью.

Сири было почти два года, когда Турид начала встречаться со старыми подругами, как она их называла.