Седьмая вода

У меня в глазах потемнело и от наглости этой фурии, и оттого, что она даже смела предполагать интерес Василисы к этому куску дерьма.

– Слушай меня, истеричка ты припадочная! Василиса будет приезжать и оставаться здесь столько, сколько ей вздумается! Здесь ее дом. А ты со своими предъявами иди лесом, пока еще дальше не послал. А твой Марик ей и даром не сдался! Она его кинула пять лет назад, потому что рассмотрела, что он чмо и не стоит ее времени, и сейчас на него не поведется!

– Она рассмотрела? – Ольга рассмеялась так мерзко, что остро захотелось пойти и принять душ. – Да если бы не моя предприимчивость, она бы еще сто лет ничего даже у себя под носом не увидела.

– И что это, по-твоему, значит?

– А то, что она идиотка, если думала, что такой мужик, как Марк, станет дожидаться и поститься до тех пор, пока она соизволит его после свадьбы до тела своего драгоценного допустить. А когда узнала правду, хвостом махнула и умчалась! А теперь пожила и увидела все как есть в этой жизни на самом деле и решила обратно приползти. Да только все! Поезд ушел, и не хрен соваться! Марк – мой муж, а она пусть своими прелестями столичных дураков завлекает! – Ольга подалась вперед и только что ядом не плевалась.

– Ты и правда чокнутая, если думаешь, что он ей до сих пор интересен.

– Да твоя придурочная сестрица была в моего мужа, как кошка, влюблена! Такое не проходит!

– Тебе-то откуда это знать?

– Не твое дело! Короче! Пусть и не думает ноги перед Марком раздвинуть! Хрен она его получит!

– Что-то, когда он с тремя шлюхами на Новый год зажигал в гостинице, ты так не орала. Кому он нужен, твой Марк?

– Мне он нужен! Ясно?

– Да бабки его отца тебе нужны, а не Марк!

– А вот это, опять же, не твое собачье дело, Сенечка!

Мое терпение истончилось уже до полной прозрачности, и я еле держался, чтобы не наорать на Ольгу и не вытолкать ее взашей.

– Ну так вперед! Иди, вытаскивай его из постели очередной шалавы, чего ты сюда приперлась права качать?

– Пусть хоть совсем утрахается со шлюхами, мне плевать на это! Но если твоя сестрица к моему сунется, я, клянусь, ее изуродую! – Красивое лицо исказила судорога чистейшей, почти животной злобы. Да, кажись, я поторопился, зарекшись никогда не жалеть этого говнюка Марка.

– Это хронический недотрах делает тебя такой безумной сучкой? – Противно опускаться до уровня примитивных оскорблений и угроз, но другого языка Оленька у нас не понимает.

– А ты надеешься, что я к тебе за помощью в этом вопросе обращусь? Ты же у нас широко известный борец с бабским недотрахом.

– Не-е-ет! В твоем случае на меня в этом вопросе не рассчитывай! Я на тебя ни разу и спьяну не повелся, а с тех пор заметно поумнел.

– Да много ты о себе возомнил! – перешла уже почти на крик брюнетка. – Кому ты нужен? Такой же кобель, как и мой Марк, не зря вы раньше были лучшими приятелями.

– Я, может, и кобель, дорогая, но я не женат и не завожу серьезных отношений, чтобы потом изменять своей женщине направо и налево и унижать ее этим.

– Ой, как красиво сказано-то! Сенечка, ты пока не женат! Пока! Припрет – женишься, да только такие, как ты, не меняются. Так что будет твоя жена сглатывать дерьмо и глаза закрывать на измены, если окажется умная! Только плевать мне на это! Я тебе что хотела – сказала. А, ты передай сестренке, не забудь. Увидит ее кто рядом с моим Марком – она горько пожалеет, да поздно уже будет. Усек?

Меня окончательно достала эта сука и ее угрозы в сторону Василисы. Но, как ни странно, злость отошла на второй план, и основным чувством было отвращение к этой красивой, но совершенно мерзкой при этом женщине. Она сама сделала все, чтобы превратить свою жизнь в уродливый фарс, и, вместо того чтобы одуматься и попробовать найти выход из этого дерьма, яростно бросается на каждого, кто, как ей кажется, угрожает безупречному протеканию сего действа. Ее выбор. Пора этот цирк заканчивать.

– А теперь ты меня послушай и передай своему муженьку. Если кто-то где-то увидит его рядом с Василисой, я его так уделаю, что все прежние разы ему покажутся оздоровляющим массажем. Так что ты лучше его к юбке-то привяжи и там и держи! А сама даже думать в сторону Василисы плохо не моги, Оленька.

– Или что? И меня изобьешь?

– Я за свою жизнь ни одну женщину не ударил. И с тебя начинать не собираюсь. Мне тебя вообще жаль, ты себя уже как могла наказала и успешно продолжаешь это делать и дальше.

– Скотина ты! – завизжала Ольга и смахнула со стола мою многострадальную подставку для карандашей.

– Ну, как говорится, я б вас послал, но вижу, вы оттуда! Тебя проводить, или сама дорогу найдешь?

– Пошел ты! И сестрица твоя!

– Прощай, Оленька! – сказал я ей в спину и скривился от грохота, с которым она захлопнула дверь. М-да, такими темпами придется проводить незапланированный ремонт в кабинете. А еще, видимо, нужно самому повидаться с бывшим другом и доходчиво донести мысль не приближаться к Василисе. Ольга не просто так всполошилась. Такие расчетливые и продуманные бабы всегда нутром чуют, когда на горизонте маячит что-то по-настоящему опасное.