— Макс! — шлепнула она по спине спутника. И тут же оказалась прижата к стене его мощным телом. Причем так плотно и сильно, что не только слова — сама возможность дыхания мгновенно исчезла!
Он отлепился от нее через несколько секунд, когда девушка уже собиралась умереть от удушья, и, пока она обиженно хватала воздух недоуменно открытым ртом, шепнул в самое ухо:
— Тихо!
Дождался, пока она продышится, и снова крепко взял за руку, решительно задвинув за собственную спину.
Все, что Ольга могла видеть дальше, она видела через оттопыренный локоть Барта, для чего приходилось больно и далеко тянуть шею. Хватка Макса была воистину железной, она просто намертво приклеила тело Ольги к сильной мужской спине, не давая сделать ни одного лишнего вольного движения.
Они вышли каким-то боковым ходом в самую темную часть огромной пещеры, центр которой был ярко и торжественно освещен.
Мужской голос, теперь это было слышно отчетливо и ясно, гулко и торжественно произносил что-то очень серьезное. Немецкий! Он говорит по-немецки! — поняла Ольга, и тут же вспомнила дипломат, плоскую жестянку со свастикой и кинжалом. И скрюченные тела Тимок.
Барт протащил ее в сторону и вперед, прижался к каменной глыбе, уходящей под самый свод и очень напоминающей искусственно вырубленную колонну.
В широком проеме между двумя такими же высокими камнями середина пещеры была как на ладони.
Кружком стоящие люди в белых длинных балахонах с опущенными головами, высокий старик с седым коротко стриженным ежиком по центру, мужчина рядом, читающий по-немецки из большой раскрытой книги.
Старик! Ольга его мгновенно узнала! Это был он, тот самый, что сидел рядом с ней в скверике. Тот, что сказал ей, что она не должна снимать кино, потому что может умереть. И что время тайны гибели ее жениха еще не пришло…
Макс снова потянул ее куда-то вбок. Славина поняла, что он хочет подойти как можно ближе. Она переместилась вслед за ним и чуть не вскрикнула от неожиданности: на плоском камне у соседней колонны, под расплывчатым светом одного из факелов лежала женщина. Очень красивая. В странных, словно карнавальных одеждах: голубом, расшитом звездами и сверкающими разноцветными камнями плаще, невиданных мохнатых сапожках. Из-под откинувшегося на камень черного капюшона выбились чудесные светлые локоны. Рядом со свисающей со скамьи рукой на трогательной детской резинке болталась теплая мохнатая белая варежка.
Женщина явно была без сознания. Изо рта тонкой струйкой стекала слюна, на бледном лице не двигался ни один мускул.
Ольга обернулась к Барту и увидела, что он тоже смотрит на женщину, завороженно и восхищенно.
В это время раздался какой-то странный звук, высокий и мелодичный, не похожий ни на один из земных, когда-либо слышанный Славиной. Девушка оторвала взгляд от маскарадной красавицы, чтобы понять его происхождение.
— Шубин! — ахнула она, гася возглас изумления в плече Барта.
В центре человеческого круга, напротив старика, стоял вице-губернатор. Так же, как и минутой назад старик, он скрестил руки на груди.
— Я принимаю этот молот. И пока он в моих руках, все свои силы я отдаю борьбе за наше дело. Я клянусь до конца быть ему верным. На руне Ар я присягаю в верности красному орлу — символу самопожертвования и возрождения. Мы должны умереть, чтобы выжить! Наш бог — Вальватер — с нами! Мы вместе. Мы сильны. Мы победим!
Последние слова вместе с Шубиным повторили грозным гулом все присутствующие.
Старик протянул на вытянутых руках массивный молот. Шубин благоговейно принял его и приложился губами к бросающей металлические отблески голове.
— Не может быть, — не разжимая губ, едва слышно проронил Барт. — Обряд посвящения в магистры…
— Магистры чего? — так же тихо спросила Славина.
— «Германенордена», или «Туле», похоже, все в куче, — на ухо пояснил ей Макс. — Видишь, как у них скрещены руки? Это — жест магистра. Символ смерти и возрождения, его используют в ритуале вызывания мертвых, называют символом Озириса, Рогатого Бога, или Бога Смерти… Так в свое время присягал Гитлер.
— Что? — Ольга чуть не вскрикнула.
— Тише! — зажал ей рот Барт. — Тише!
Старик вышел из круга и занял место чуть в стороне, пристально и сурово наблюдая, как люди по очереди подходят к Шубину, склоняют головы в почтительном поклоне, прикладываясь лбом к тяжелому молоту. Берут из специального углубления в стене горящий факел, вычерчивают им в воздухе что-то типа свастики и возвращаются в круг.