Но главное все-таки было не в музыке. Просто мы понимали друг друга без слов. Мне нравилось то, что он всегда разный, никогда не повторяющий себя, честный. Однажды, еще в институте, его побили вместо меня. Я не знал, что меня подкарауливали. Он знал и пошел один… Мне стало известно это месяц спустя. А сам Эдик и словом не обмолвился…
Теперь его нет. Есть кто-то по фамилии Гроссет с его лицом и фигурой. Но это не Эдик. Я чувствую, я твердо знаю это. И пусто, пусто на душе. Как жить на свете без друзей?..
- Десять, - сказал Эдик.
- Что десять? - переспросил Карминский.
- Процентов.
- Ого! Отлично!
- Что отлично?
- На снижение резко пошло. Скоро закончим… Следующая - Инга Гроссет.
О, счастье мое! Не мое, конечно, а Эдика. На них смотреть - и то счастье. Она танцевала испанский танец на одном из институтских вечеров. Как танцевала… Они познакомились. А через неделю решили пожениться. Я сам по поручению бюро факультета разговаривал с ним - не легкомысленна ли такая скоропалительная женитьба? Дурак дураком! Как будто дело в сроках. Ведь у них вся жизнь - переходный процесс. Ничего устоявшегося, стандартного, каждый день все по-разному, по-другому.
- Четыре процента, - сказал Эдик.
- Отлично, - радовался Карминский. - Кто следующий?
- Но почему больше, чем у Марины? - спросила Инга. Все-таки женская солидарность была в ней очень сильна.
- Разберетесь позже. Иванов Сергей.
- Ноль два. Пять. Три. Ноль пять. Стрелка скачет.
- Зайцы скачут! - заорал Карминский. - Семигайло! Почему аппаратура барахлит?
Аппаратура тут ни при чем. Это мое странное отношение к Сергею. Работать с ним было одно наслаждение. Все спорилось в его руках. Когда мы еще только разрабатывали индикаторы счастья, он мог за день изобрести с десяток схем, спаять и настроить их. И они работали. Правда, повторить их обычно уже никому не удавалось. Они работали только созданные его руками. И дома, и в лесу, и в командировках он был таким. Если что-нибудь всем казалось невозможным, он, не раздумывая, бросался вперед очертя голову. И у него получалось. На мотоцикле он умудрялся ездить по таким немыслимым дорогам, где даже тракторы вязли. В шахматы выигрывал в безнадежных позициях. У него был какой-то странный талант везения и легкая рука.
Десять лет он, Эдик и я были неразлучны. Потом он немного отошел от нас. Это произошло тогда, когда я понял, что люблю его Нину…
Стрелки индикатора пляшут, и Карминский почем зря ругает Семигайло, который ни в чем не виноват.
- Все работает нормально, Виталий Петрович.
- Нормально, нормально. Тогда проинтегрируй по времени.
- За какой отрезок?
- Откуда я знаю! За минуту.
- Хорошо… Две и семь.
- Антон Семигайло!
- Ноль.
- Алла Куприна!
- Ноль две.
- Карминский!
- Ноль.
- Филатов! Скрипкин!.. Президент США!.. Директор института! Дежурный водопроводчик!..
- Ноль, ноль, ноль…
- Где осечка? - спросил Карминский. - Остается двенадцать процентов. Вроде всех перебрали. И знакомых и незнакомых.
- А здоровье-то забыли! - взревел Антон. - Здоровье - это о-го-го!
- Здоровье!
- Ноль.
- Он же хочет стать знаменитым композитором, - сказал Сергей.
- Сергей, как ты можешь? - прошептала Инга.
- Слава! Признание! Талант!
- Ноль, ноль, ноль…
Карминский устало опустился на стул.
- Ну, что еще позабыли?
- Может, взять толковый словарь и по порядку? - предложил Сергей.
- Вот что, Гроссет. Спроси-ка у него сам. Ему лучше знать.
Они отобрали у меня все. У меня уже ничего и никого, кроме Нины, не было. Эдик, конечно, знал. Разве это скроешь? И Сергей знал, но не подавал виду. А может быть, не знал?
Маленькая женщина с черными короткими волосами, которую я и в мыслях-то боялся поцеловать, потому что потом нужно будет смотреть Сергею в глаза.
- Сашка, - позвал меня Эд.
Я сделал усилие и напряг всю свою волю. Нет у меня ничего и никого! Нет! Один я! В этом сером, бесцветном и пустом мире.
- Двенадцать процентов, - тихо-тихо сказал Эдик.
- Итого ноль, - заключил Карминский. - Первая половина эксперимента закончилась. Иванов, давай сюда контейнеры со счастьем!
Сергей ногой подтолкнул ящик. Молча подкинул на ладони полиэтиленовый мешочек с розовым счастьем и запустил им в ползающую по подоконнику муху. Убить муху счастьем!
- Кощунство! - укоризненно покачал головой Карминский.
- Вычтите из зарплаты, - тихо сказал Сергей.
- А все-таки странно, - вдруг всполошился Карминский. - Только сейчас в голову пришло… Существует ведь какое-то отношение к жизни, какие-то убеждения, цели… Ничего этого мы у Александра не отнимали, а он абсолютно несчастлив!
- Во-первых, убеждения у человека не так просто отнять, - возразил Эдик.
- Да, да, - сразу же согласился Карминский. - Тут методика нашего эксперимента явно недоработана. Надо еще подумать…
- Все равно ничего не выйдет. Отношение к жизни и мультивокс - это не одно и то же. Более того, если мы и сможем отнять у него убеждения, то из бокса выйдет уже не человек… Вспомните народовольца Николая Морозова. Он просидел в каземате двадцать пять лет, но тюрьма его не сломила.
- Да, но у Александра-то сейчас нуль!