Седьмая Луна

Лишь Свет и Тьма знают, через какие кошмары продиралась Эдени. Она без конца мешала, на первый взгляд, несовместимые стихи на языке демонов:

Яррак чоктар илым дэст цукван!

Сыктир ван шак чоджу гидар!

Малкар омнибак сэрты джасэ!

Алькаф усын илып жыртыб бан!

Это то немногое, что Альдред сумел различить. И был не уверен, что расслышал верно. Чтение продолжалось ещё с минуту, прежде чем под ладонью засиял пергамент.

Инквизитор улыбнулся: руна почти готова! Радость его быстро сменила смесь ужаса и отвращения. Он ожидал чего угодно, только не этого.

Крестьянка продолжала декламацию, как вдруг с её век сорвались кровавые слёзы. Жирные капли падали на гранитные плиты.

Медленно. Кап… Кап. Кап.

Следом потекло из ноздрей и ушей. Тонкими алыми змейками.

Чтение прерывалось кровохарканием. Но та, давясь, продолжала, будто сама не своя. Самозабвенно и даже яростнее, чем раньше.

Онейромант едва ли замечала это, войдя в изумрудный транс.

Ничего подобного Альдред раньше не видел. И не припоминал, чтоб со сновидцами приключалось кровоизлияние в мозг.

Гадая, что делать, и что будет, продолжал наблюдать. Пробовал своим умом дойти до истины. Терялся в догадках. Предполагал худшее.

Ясно одно: вмешиваться пока рано. Экзамен легко провалить. Малейший шаг в сторону чреват фиаско.

Сияние под ладонью погасло. Это могло означать только одно: заклинание готово. Эдени же, утопая в зелёном эфире, не сумела отпустить волну. Мерцая, она завопила снова. Комиссия дёрнулась от неожиданности.

Боль. Агония. Она поднималась из самого чрева, из грудной клетки, прожигая плоть насквозь. Невыносимо…

Девка свалилась под стенд и забилась в конвульсиях. В приступе пнула пустой пузырёк за пределы круга. Тот, бренча, медленно покатился к ногам латников. Но бряцанье стекла не могло подавить громкость её стенаний.

Животные крики и судороги по всему телу отозвались холодком в затылке Альдреда.

На своём недолгом веку репрессор повидал немало смертей. И к немалой доле приложил руку сам. Они давно перестали трогать его. Былое чувство ужаса вернулось к нему. Как в первый раз. Так нежданно…

По-настоящему, осмысленно, кошмарно.

Что было несвойственно Альдреду, из него наружу рвалось прозаичное человеческое сочувствие. Он сам запер его в закромах души ради своего же блага. Инквизитор округлил глаза, следя за Эдени. Для него оставалось загадкой, как человек может так кричать от боли. Совесть его молчала, было просто… не по себе.

Некоторое время Альдред стоял, как вкопанный. После – опомнился. Он собирался кинуться к чародейке, помочь ей как-нибудь. Однако ментор, с ним поравнявшись, выставила перед репрессором руку, не пуская вперёд.

Они переглянулись. Наставница покачала головой, мол, не встревай. Репрессор только дров наломает. Кто-то вроде него – так тем более.

Альдред подчинился. Он считал, та лучше знает.

Было непонятно, что вызывает страдания Эдени. Тем временем к ней возвращался контроль над собственным телом. По крайней мере, так со стороны казалось.

Её скрюченные пальцы потянулись к лицу. Она раскрыла рот – настолько широко, что при судорогах вывихнула челюсть, давя на горло костями сверху-вниз. Крики отныне звучали утробно.

Вопли доносились до живых и здравствующих с другой стороны.

Из Серости.

Словно ей не хватало воздуха, бессознательно сновидица начала царапать ногтями лоб и щёки, нанося себе новые, уже поверхностные раны. Иной раз она цепляла склеру глаз, кровя их.

В один момент спина её неестественно выгнулась. Ни за что в жизни она сама бы не сумела в здравом уме пойти на такое. Её будто выворачивало наизнанку.

Что-то потустороннее. Прямо изнутри.

Позвонки хрустнули. Мученица потухла, замолчала и обмякла.

Готова.

Флэй замер. Он непроизвольно задержал дыхание, заворожённый смертью Эдени. Такое довелось ему узреть впервые. Репрессор будто забыл, как дышать.

А когда опомнился, стал жадно, как в последний раз, грести ртом воздух. На язык лёг терпкий, неестественный привкус озона – отголосок всякого Ритуала Начертания.

Между тем наставница поглядела на пергамент. Онейромант погибла, но оставила после себя какое-никакое заклятие. И скорее всего, крайне мощное: изумрудная руна сияла, распластавшись во всю ширь полотна.

Хоть на что-то сгодилась.

Репрессор не знал, как быть. Он потерялся в рое мыслей, напиравших одна на другую. Сложно было сосредоточиться на чём-то одном. Лишь когда ментор коснулась его плеча, Альдред пришёл в себя.

Это касание ни с чем не спутаешь. Можно сказать, он знал каждую клеточку кожи на её ладонях. И мог распознать через несколько слоев одежды даже.

Инквизитор выпрямился и поглядел на неё.

– Ты справился, – заявила она, довольная проделанной работой. Немногословная и хладнокровная, как и всегда, когда речь шла о долге перед Равновесием.

– Я? – Альдред осёкся.

Уши его заложило – настолько громко кричала Эдени. А может, это давление так скакнуло от вспышки стресса? Эхо всё ещё разносилось в голове.

– Вы знаете, что делать! – бросила миротворцам наставница. – Скальп и сердце!