Седьмая ложь

Еще раз перелистала свои служебные записи и, сверяясь с датами, напрягла память. В результате, сделала одно открытие.

Мисао стала звонить в «Неверленд» с начала весны. Звонила как в голову взбредет — то чуть ли не каждый день, то пропадала неделями. К этому Эцуко привыкла. Поэтому, когда с конца июля на какое-то время звонки прекратились, она не придала этому особого значения.

Однако, если уж Мисао звонила, то говорила не меньше часа. Эцуко даже тревожилась, когда девочка по будням звонила днем: «А как же школа?»

Но начиная со звонка в понедельник, шестнадцатого июля, время разговоров стало резко сокращаться.

Шестнадцатого — двадцать минут. Двадцать пятого — пятнадцать минут. Гораздо короче тех, что были прежде.

Наконец последний звонок — тридцатого июля, семь часов вечера. Продолжительность — пять минут. Эцуко хорошо запомнила слова Мисао: «Хочу пойти развлечься с друзьями по работе». То же значилось и в записях. Может, она просто торопилась и не могла долго говорить?

Или же в душевном состоянии Мисао произошли какие-то серьезные перемены?

Десятого июля произошла их встреча. Может быть, после встречи с глазу на глаз отпала необходимость в долгих телефонных разговорах?

Но так ли это? Они стали ближе, значит и общих тем для разговора должно было прибавиться. По своему опыту Эцуко знала, что обычно бывает именно так. Или у нее появилась новая подруга?

Эцуко вновь порылась в памяти.

Впервые слово «уровень» появилось в дневнике четырнадцатого июля. И вот, через два дня, начиная с шестнадцатого, время телефонных разговоров внезапно стало сокращаться.

На странице, датированной четырнадцатым, было написано: «Испробовала первый уровень». Сверху приписано, точно какой-то ребус: «Сингёдзи ♥».

Итак, четырнадцатого июля Мисао что-то «испробовала». Возможно, это «что-то» имело какое-то отношение к Эцуко. В результате, может быть чем-то сильно увлекшись или из-за недостатка времени, Мисао уже не имела возможности подолгу разговаривать, звоня в «Неверленд». Так?

Не слишком ли большое допущение?

Эцуко положила на столик блокнот и придвинула служебные записи. Не произошло ли изменений в содержании их разговоров до и после четырнадцатого июля?

Записи уместились на пятнадцати листках. Эцуко перечитала их несколько раз. Принесли сэндвич, но она отодвинула тарелку на край стола и постаралась сосредоточиться на своих записях, коря себя за то, что не вела их более подробно.

Обычно Мисао начинала: «С родителями обычная катавасия» или «Школа уже достала», после чего они вдвоем принимались на все лады обсасывать эту тему. Таких записей хоть отбавляй. В то время Эцуко казалось, что именно это самое важное. А то, что Мисао рассказывала о своей повседневной жизни, она практически опускала. Какой смысл записывать пустую болтовню? — думала она.

Даже не поинтересовалась названием кафе, в котором работала Мисао.

«Как, ты работаешь? Кем?»

«Ничего особенного. Продавщица».

«Интересно?»

«Да. Но по школьным правилам подрабатывать запрещено. Поэтому для родителей это тоже тайна, приходится как-то выкручиваться».

Вот и все. Ну, почему она не расспросила подробнее!

Вздохнула и с раздражением откусила от успевшего подсохнуть сэндвича. В этот момент за соседний столик уселись, весело болтая, две девушки. Эцуко невольно прислушалась.

— Просто катастрофа! Не знаешь хорошей парикмахерской? Думала, наконец-то нашла приличный салон, а все только испоганили.

— Ну, ты даешь! Пошла делать прическу в какую-то паршивую забегаловку…

Парикмахерская.

Слово зацепило Эцуко. Парикмахерская.

Мисао относилась очень внимательно к своим волосам. По ее словам, в школе были очень строгие правила относительно допустимых причесок, но никто их не соблюдал. Химическая завивка была строжайше запрещена, но, даже на памяти Эцуко, Мисао, пренебрегая правилами, дважды делала завивку.

Как же называлась парикмахерская? Запомнилась лишь фраза, сказанная по этому поводу Мисао: «Представляете, сделала прическу в салоне, куда, по слухам, ходит сама Минако Танака. Прочла в журнале и специально пошла. Говорят, я на нее похожа».

Эцуко вскочила так резко, что опрокинула бывший под ней изогнутый деревянный стул.

Надо позвонить. Не в газету, не в редакцию журнала — Юкари.

— Мама? Что случилось?

— Я вспомнила, что у какой-то твоей подруги есть старший брат, большой поклонник певички Минако Танаки. Как ее зовут?

— Аки. Ее брат — фанат Танаки.

— Как ты думаешь, он может знать, где Танака делает прическу?

Немножко подумав, Юкари решительно сказала:

— Давай свой номер. Я узнаю и перезвоню.

Через пять минут раздался звонок. Эцуко подскочила к телефону.

— Слушай, мам, есть два салона. Упомянуты в двух разных журналах.

Эцуко записала адреса и названия салонов.

— Юкари, спасибо. Ты пообедала?

— С дедом печем оладьи.

— Съешь побольше.

Выскочив из кафе, Эцуко направилась к станции «Токио». Один салон был в Харадзюку, другой — в Сибуе.

Но прежде заехать домой и взять фотографию Мисао.

Глава 18