Седьмая девственница

Я пристально наблюдала за ней, потому что научилась понимать, что если у тебя есть враг, то не мешает узнать о нем как можно больше. Если придется идти в наступление, то нужно ударить по уязвимому месту. У мисс Келлоу была тайна. Она боялась одиночества, стыдилась, что она не замужем, считая, что это унижает ее женское достоинство. Я видела, как она морщится, если при ней упоминали «старых дев», и начала понимать, что она надеется выйти за его преподобие отца Чарльза.

Когда мы с ней оставались в комнате для занятий одни, она обращалась со мной пренебрежительно, никогда не хвалила за сделанное; если ей надо было что-нибудь мне объяснить, она нетерпеливо вздыхала. Я возненавидела бы ее, но мне было много о ней известно и я понимала, что ее положение столь же непрочно, как и мое.

Как-то, когда Меллиора после занятий уже вышла из комнаты, я убирала наши книги и уронила одну стопку. Мисс Келлоу неприятно рассмеялась.

— Вот так обращение с книгами!

— Вы думаете, что я их нарочно уронила?

— Прошу тебя разговаривать со мной в более уважительном тоне.

— Это почему?

— Потому что у меня есть положение, потому что я леди — вот уж кем ты никогда не станешь!

Я демонстративно положила книги на стол и, повернувшись к ней лицом, посмотрела на нее с таким же сожалением, с каким она смотрела на меня.

— Зато наверняка, — сказала я, сбиваясь на тот выговор, от которого старалась отучиться, — я не стану бегать за старым священником, надеясь его окрутить.

Она побледнела.

— Как ты смеешь! — закричала она, но мои слова угодили точно в цель.

— Да вот смею, — в тон ей ответила я. — Вы-то мне все насмешки строите. Вот что, мисс Келлоу: вы со мной по-хорошему, и я с вами по-хорошему. Я никому про вас не скажу… а вы станете меня учить, как если б я Меллиоре доводилась сестрой, ясно?

Она не ответила — не смогла: у нее дрожали губы. И я вышла с сознанием сдержанной победы. Так оно и — вышло. Потом она изо всех сил старалась помочь мне в учебе, перестала надо мной насмешничать и хвалила, если я что-то хорошо делала.

Я чувствовала себя как Юлий Цезарь, чьими подвигами восхищалась.

Никто так не радовался моим достижениям, как Меллиора. Когда я лучше нее делала уроки, она приходила в восторг. Она относилась ко мне, как к взращиваемому цветку и бывала недовольна, когда у меня что-то выходило не очень хорошо. Я увидела, что она довольно необычная девочка — совсем не такая простая, какой я себе ее представляла. Она могла быть столь же целеустремленной, как и я — ну, почти — и казалось, жила, руководствуясь собственными соображениями о том, что хорошо, а что дурно, наверное, не без влияния отца. Она могла сделать все — как бы ни было это страшно и трудно — если считала это правильным. Домом управляла она, поскольку матери у нее не было, а отец души в ней не чаял. Поэтому, когда Меллиора заявила, что ей нужна компаньонка, личная горничная, я ею стала. Это было, как не переставала говорить миссис Йоу, что-то уж и вовсе неслыханное, но коли тут стал прямо сумасшедший дом, то она больше ничему не удивляется.

Мне отвели комнату рядом с комнатой Меллиоры, и я много времени проводила с ней. Я чинила и стирала ее одежду, вместе с ней ходила на занятия и на прогулки. Ей очень нравилось обучать меня, и мы начали уроки верховой езды, круг за кругом по лугу на ее пони.

Мне не приходило в голову, насколько это было необычно. Мне казалось, что я задумала желание и оно сбывается, как и говорила мне бабушка.

Мы с Меллиорой были примерно одного роста, но я потоньше, и когда она отдавала мне свои надоевшие платья, мне достаточно было их просто ушить. Помню, как я впервые пришла домой в наш поселок в льняном платье в белую с голубым клеточку, белых чулках и черных блестящих туфельках — все это были подарки Меллиоры. На руке у меня висела корзинка, потому что я всегда брала что-нибудь с собой, отправляясь домой.

Единственным, что омрачало радость этого прекрасного дня, было замечание миссис Йоу: «Мисс Меллиора точь-в-точь как сам священник, вечно отдает столько, сколько не может себе позволить».

Я постаралась забыть о ее замечании, говоря себе, что это просто очередная воркотня миссис Йоу, но оно осталось, словно маленькое темное облачко в летнем небе.