Седьмая чаша

Архиепископ Кранмер закрыл лицо ладонями. В кабинете воцарилась мертвая тишина. Хартфорд и Харснет обменялись смущенными взглядами. Я понимал, что архиепископ очутился в очень непростой ситуации. Он, как в тисках, оказался зажат между собственными реформаторскими убеждениями и опасностью, которую представлял радикализм для всего дела реформ. Хартфорд сразу понял это, а вот Харснет пока был поглощен охватившими его эмоциями. Сэру Томасу было вообще на все наплевать.

Наконец Кранмер опустил руки и выпрямился в своем высоком кресле. Его лицо приобрело жесткие очертания. Он устремил взгляд на меня.

— Мэтью, опасность, грозящая мне и всем остальным в этой комнате, растет с каждым часом. Некоторые до сих пор подвергаются допросам, будучи обвиненными в ереси, хотя еретиками не являются. Продолжаются аресты мясников, а теперь очередь дошла до книготорговцев. Граф Сюррей брошен в тюрьму Флит за нарушение Великого поста, и вскоре вы убедитесь в том, что все это лишь прелюдия к широкомасштабной кампании против реформаторов. Они уже подвергаются травле, их плакаты срывают.

— Да, милорд.

Хартфорд согласно кивнул.

— Мы ходим по лезвию бритвы.

— Можете ли вы представить, каким подарком стало бы для Боннера и Гардинера узнать о том, что кто-то в Лондоне убивает радикалов, отказавшихся от прежних убеждений? Это чудовищное богохульство подольет масла в огонь объявленной ими войны.

— На месте убийства Тапхольма я нашел любопытный предмет, — сказал я, достал из кармана оловянный знак и положил его на стол перед Кранмером.

Лорд Хартфорд наклонился, чтобы получше рассмотреть предмет.

— Знак пилигрима, — констатировал он. — Значит, его владелец посещал усыпальницу Эдуарда Исповедника в Вестминстере. Я видел много таких знаков на плащах людей, прежде чем доступ к усыпальницам был закрыт.

— Он не мог принадлежать Тапхольму, если тот исповедовал реформаторские взгляды, — проговорил Харснет.

— И его женщине тоже, — добавил Томас Сеймур. — Никогда не слышал, чтобы саутуоркские шлюхи носили подобные вещи.

Кранмер взял знак и повертел его в толстых пальцах.

— Значит, его обронил убийца. Возможно, знак сорвали с его плаща во время борьбы, когда он пытался связать этого несчастного коттера.

— Погодите, — вмешался Харснет, — знаки пилигрима люди нынче открыто не носят, чтобы не быть заподозренными в симпатиях к папистам.

— Да, это было бы неосмотрительно, — согласился я.

— Не исключено, что он обронил его намеренно, — предположил лорд Хартфорд.

— Да, милорд, такое возможно, — кивнул я, — но тут может быть и другая связь со старой религией.

Я набрал в грудь воздуха.

— Чтобы сломить сопротивление по крайней мере двух жертв, был использован двейл, а по словам моего друга доктора Малтона, единственным местом, где в последние годы применялся этот наркотик, являются больницы бенедиктинских монастырей. Милорд, я хотел просить вашего разрешения просмотреть архивы суда по делам секуляризации с целью выяснить, что сталось с монастырскими больницами Лондона.

Кранмер резко подался вперед.

— Вы полагаете, разгадка кроется там? — нетерпеливо спросил он. — По-вашему, это может быть бывший монах? Спятивший, озлобленный папист, убивающий тех, кто прежде принадлежал к радикальным реформаторам…

— Но ведь именно радикалы, а не паписты заявляют, что им известны все тайны Откровения.

Сэр Томас снова удивил меня своей восприимчивостью.

— Можно предположить, что цель убийств — злобно высмеять эти самые взгляды, — сказал Кранмер. — У папистской церкви есть собственные исследователи Книги Откровения, как, например, Иоаким Фиорийский.

Лицо архиепископа осветилось радостью при мысли о том, что убийца может оказаться не радикальным реформатором, а папистом. Он расправил плечи и по очереди посмотрел на каждого из нас.

— Мастер Харснет, я хочу, чтобы вы провели расследование и выяснили, был ли коттер каким-либо образом связан с двумя другими жертвами, особенно на почве религиозных убеждений. Мэтью, просмотрите архивы суда по делам секуляризации. Эдвард, — он повернулся к Хартфорду, — вы близки к королю, и я поручаю именно вам сделать все, чтобы ни слова об этом деле не достигло его ушей.

Хартфорд кивнул.

— А я? — спросил Томас Сеймур.

— А ты, Томас, держи рот на замке, — ответил ему брат.

Сеймур покраснел, а Хартфорд повернулся к Кранмеру.

— Итак, сейчас мы расследуем то, что уже произошло. А как быть с тем, что еще должно произойти? Если адвокат прав, а я полагаю, что так оно и есть, вскоре будет совершено четвертое убийство.

Он открыл Новый Завет и прочитал вслух:

— «Четвертый Ангел вылил чашу свою на солнце: и дано было ему жечь людей огнем. И жег людей сильный зной, и они хулили имя Бога, имеющего власть над сими язвами, и не вразумились, чтобы воздать Ему славу».

— Что же нам делать? — тихо проговорил Кранмер. — Когда и где это произойдет?

— Жертвой может стать любой, — заметил я. — И такой праведник, как Роджер, и закоренелый грешник вроде коттера. А уж где и когда убийца нанесет удар, предсказать и вовсе невозможно.

— Значит, остановить его мы не в силах?