Седьмая чаша

— Тут все не так просто. Более того, существует большущая проблема. Правильную дозу очень трудно определить. Чрезвычайно трудно. Она зависит от многих факторов: срока хранения ингредиентов, габаритов и возраста самого пациента. Малейшая передозировка — и на руках у врача оказывается свеженький труп. По этой причине сегодня это вещество применяется крайне редко. Но я думаю, убийца мастера Эллиарда использовал именно его.

— Почему?

— Позволь, я кое-что покажу тебе.

Гай вышел из комнаты и вернулся через несколько секунд. Я с испугом думал, что за ужасную вещь он с собой принесет, но это оказался всего лишь башмак Роджера. Он положил башмак себе на колено, поднес к нему свечу, и в ее пламени стало видно большое темное пятно.

— Этот башмак был сухим. Он, должно быть, находился на той ноге, которая торчала из фонтана. Увидев это пятно, я сначала понюхал его, а потом повозил по нему пальцем и попробовал на вкус. Тут явно ощущается вкус двейла.

Он посмотрел на меня.

— Первым делом человек, принявший его, впадает в состояние эйфории, затем теряет сознание. Этим и объясняется столь мирное выражение, что застыло на лице твоего друга.

— Ты говоришь, что это вещество больше не применяется. Кто же мог использовать его?

— Очень немногие врачи и хирурги, кто-то из лекарей, не имеющих лицензии на врачевание.

Гай помолчал, снедаемый какими-то внутренними сомнениями, и добавил:

— Традиция использования этого вещества существовала в некоторых монастырях.

В комнате повисла тишина. Я пристально посмотрел на друга и спросил:

— Ты тоже пользовался этой штукой?

Гай неохотно кивнул.

— Только в тех случаях, когда думал, что пациент во время серьезной хирургической операции может умереть от болевого шока. Кроме того, у меня богатая практика в определении правильной дозы. И хотя сегодня это вещество уже не используется, его формула хорошо известна врачам. Тут никакого секрета нет.

— Значит, тут требуется богатый опыт?

Малтон кивнул.

— Убийца не хотел давать Роджеру смертельную дозу. Ему нужно было устроить эту ужасную картину в фонтане. Поэтому он накачал мастера Эллиарда двейлом так, что тот отключился и не пришел в себя даже тогда, когда ему стали резать горло.

— Что еще поведало тебе тело?

— Больше ничего. Все органы в прекрасном состоянии. Его здоровью мог бы позавидовать и более молодой мужчина.

— Ты говоришь как-то очень отстраненно, Гай.

— Иначе и быть не может, Мэтью, в противном случае разве мог бы я спокойно смотреть на все те вещи, которые мне приходится видеть почти ежедневно?

— А вот я не могу быть таким беспристрастным. По крайней мере, в данном случае.

— Тогда, может быть, тебе стоит предоставить расследование другим людям?

— Не могу, я дал Дороти обещание найти убийцу.

— Очень хорошо.

На мгновение Гай вдруг стал таким же напряженным и усталым, каким был в тот вечер, когда я привел к нему Роджера.

— Была, правда, у него шишка на затылке. Я думаю, тот человек, с которым встречался твой друг, действительно оглушил его ударом по голове, а когда он пришел в сознание, каким-то образом принудил его принять двейл. Он снова отключился, теперь уже основательно, и убийца отнес его в Линкольнс-Инн.

— Через поле и оранжерею.

Я рассказал ему про следы, по которым шел Барак.

— Роджер был миниатюрным мужчиной, но этот негодяй все равно должен был быть очень сильным человеком.

— И целеустремленным. И злым.

Я покачал головой.

— А еще образованным. Судя по тому, что ты рассказал, он должен быть хорошо знаком с медициной. Да и с миром юриспруденции тоже, если ему удалось сочинить письмо от имени мифического поверенного, которому поверил Роджер. Но зачем? Зачем убивать человека, который никогда в жизни не причинил никому вреда? Зачем устраивать весь этот чудовищный спектакль?

— У него не было врагов?

— Ни одного.

Я снова посмотрел на башмак Роджера, и этот взгляд словно переполнил чашу. К горлу подкатила тошнота.

— Мне нужно в уборную, Гай… — с трудом выдавил я.

— Ты знаешь дорогу.

Я ушел в уборную, стоявшую на заднем дворе. Это был обыкновенный деревянный нужник с выгребной ямой, но пахло здесь не так сильно, как в других подобных местах. В воздухе, видимо, было разбрызгано какое-то вещество, которое заглушало запах нечистот. В уборной меня долго рвало, а когда я возвращался в дом, ноги дрожали и подкашивались.

Из комнаты доносились приглушенные голоса. Дверь была приоткрыта, и я увидел Гая и мальчишку Пирса, сидевших за столом. Они поставили перед собой свечу и рассматривали в ее свете раскрытую книгу, лежавшую перед ними на столе. Я даже издали узнал анатомический атлас Везалия с его кошмарными иллюстрациями. Пирс отбросил со лба темный чуб и возбужденно проговорил:

— Смотрите, сердце на этой картинке выглядит точь-в-точь как сердце Эллиарда.

В этот момент он увидел меня, и его лицо залила краска.

— Мастер Шардлейк? Я не знал, что вы все еще здесь. Я принес книгу…