Седина в голову

Теперь он уже к главному агроному повернулся, который совсем контроль над собой начал утрачивать, коротко и зло вскидывался, как утки на болоте, готов руками, как крыльями, махать. Но, видно, его рассудительный разговор успокоил обоих – договорились тогда, что они применят новый метод на всех полях, но и гербицидами район поддержит. А когда уехал Голошубов, кажется, даже довольный собой – он садился в машину, как новый пятак – директор сказал Кожевникову:

– Кто тебя просил доказывать ненужное? Не хочешь сеять по-новому – загоняй культиваторы и шуруй. Надо поделикатнее, как бы помягче, дипломатичнее что ли, быть…

Скривил губы в недоброй улыбке Кожевников, но, кажется, и его такой вариант устроил. Соперничество это похоже на бодание телёнка с дубом, самое бесцельное дело…

Глава 4

…Пробудился Альберт Александрович, высокий, костлявый, в тапках на босу ногу пошмыгал в туалет, и Коробейников загадал про себя: заговорит сейчас он про Нину – значит, тогда не пойдёт к ней Коробейников, нечего ему там делать, а не заговорит… Но мысль оборвалась неожиданно на полуслове: глупость какая-то в голове, он будто в карты ворожбу открыл: скажет, не скажет… Это его дело, журналиста, а Коробейников обязательно к Нине сегодня наведается.

Он с нетерпением ждал врача, и когда Наталья Сергеевна появилась в палате, даже улыбнулся блаженно: сейчас кончится обход и можно на прогулку идти. На улице, кажется, сегодня хорошая погода, солнце вытапливает остатки тумана в лесу, пар плывёт над соснами.

Наталья Сергеевна подсела к кровати Альберта Александровича, начала с анекдота:

– Слышали, как о вашем брате говорят? Я у Гиляровского прочитала, как давали сообщение о коронации Николая Второго. В первом номере написали: «Царю на голову возложили ворону». В следующем номере дают поправку. «Царю на голову возложили не ворону, а корову». И только в третьем номере дали поправку на поправку: «Царю на голову возложили не корову и ворону, а корону».

Вступил в разговор Альберт Александрович, хрипло рассмеялся:

– Это что, Наталья Сергеевна, вроде анекдота. А я другое, более злое вспомнил. На кладбище установили доску: «Здесь покоится прах честного человека и журналиста Иванова». Прочитал один и воскликнул: «Господи, какие времена пошли, в одну могилу двух человек сразу кладут».

Доктор глянула на тонометр, покачала головой:

– Да у вас сегодня давление подскочило.

– Это потому, что Альберт Александрович много о женщинах думал, – подначил Коробейников. Не всё же журналисту над ним трунить, надо когда-то и ему давать сдачу.

– Что, влюбился? – засмеялась Наталья Сергеевна.

– Шутит Михаил Петрович, – добродушно заулыбался Альберт Александрович. – Просто встретили мы с ним красивую женщину, врача-лаборанта.

– Нину Дмитриевну?

– Её самую. С ней когда-то товарищ Коробейников на светском балу танцевал, как с Наташей Ростовой.

– Нина Дмитриевна у нас – женщина серьёзная. Только несчастье недавно пережила.

– Какое, – спросил нетерпеливо Коробейников.

– Муж у неё на стройке погиб. Самая нелепая смерть – на крыше пятиэтажки заливали гудрон, а он поскользнулся и скатился вниз. И до больницы не довезли.

Словно порохом рвануло в груди Коробейникова – так вот о чём вчера намекнула Нина об общности человеческой судьбы. Теперь понятно, почему сверкнули на её глазах слёзы, померк взгляд, словно потухшая звезда скатилась с небосклона. Значит, и ей жизнь дала горький урок скорби и печали.

– А дети у неё есть? – спросил Коробейников.

– Дочь в мединституте учится. Сейчас Надежда Дмитриевна одна живёт.

Доктор посмотрела на Альберта Александровича и с грустью спросила:

– А вы случайно вчера не устали, не переутомились, а? Не заводил вас Михаил Петрович по дорожкам?

– Да нет; только два круга всего.

– Сегодня придётся сократить наполовину. Посмотрим, как завтра давление будет себя вести.

Она пересела поближе к Коробейникову и улыбнулась:

– Ну, а как вы, герой колхозных полей?

– Совхозных, Наталья Сергеевна!

– Какая разница! Главное – в поле жизнь проводите. Но я вроде замечаю – настроение у вас погасло… – и она с любопытством посмотрела на Коробейникова.

Ловя этот взгляд, усмехнулся Коробейников, слишком страшную новость сообщила о Нине Наталья Сергеевна. Человеческая сущность гибкая, как пьняк, и если ещё утром он твёрдо был уверен в необходимости встречи с Ниной, то сейчас с грустью думал: «А зачем?» Не обидит ли этой встречей, не вызовет ли жалость к себе или, ещё хуже, обидит сожалением её, навеет грустные воспоминания? Как это там у Горького: не жалеть, не унижать человека жалостью, его уважать надо!

Уважение к Нине, а не сочувствие сейчас рождалось в голове Коробейникова. Заметил он вчера – Нина держится, как стойкий солдат, значит, и ему надо не раскисать, не мочалиться, не напускать на себя грусть и тревогу, а вцепиться в жизнь дубовым побегом, не давать сломать себя ледяным ветрам жизни.

Наталья Сергеевна померила давление, пощупала живот, послушала лёгкие и сказала спокойно:

– Кажется, мы на верном пути, Михаил Петрович!