Седая нить

А тут – вертикаль. Да какая!

Верста, не иначе. Веха.

Поднятая в высоту суть петербургской богемы.

Человек, достающий рукой до потолка в иных из окраинных, новостроечных, тесноватых, конечно, квартир – и сознательно посягающий на такое же действие в старых, с их высокими потолками, с изразцами, квартирах в центре.

То есть – знак подающий небу.

Связь поддерживающий с землёй.

Некто, вроде живой антенны, принимающей позывные – то ли с запада, то ли с востока, то ли с севера, то ли с юга, но скорее всего – из вселенной, и, конечно, с планеты всей.

Дух, наверное, питерский. Добрый. Человек. Друг своих друзей.

Сергей Довлатов. Собственной персоной.
Мечтатель вдохновенный, окрылённый.
Достоинств – просто не счесть.
Рост – метр девяносто шесть.
В жилах его – две крови: армянская с иудейской.
Всё ему в мире – внове. А парень он – компанейский.
И, несмотря на то что он крупен, город ему не тесен.
Страсть как он любит поговорить с тем, кто ему интересен.
Выпить всегда он не прочь.
До шутки хорошей охоч.
Ну, это в порядке вещей.
Ещё он большой книгочей.
А ещё он – хороший писатель.
Душ людских не ловец, но спасатель.
И всё в нём – добротное, славное.
И это – самое главное.

…Жара. Середина июля.

Стоим с Довлатовым в очереди за пивом.

Очередь – не просто длинная, а с какими-то завихрениями, зигзагами, вывертами и дополнениями.

И если кто-то и убывает из неё, то сразу же кто-то в неё вливается, входит, как в давно и хорошо знакомое состояние, и стоит в ней, ждёт, поскольку и совершенно все в ней стоят и ждут, а чего ждут – всем понятно: пива.

Жажду все желают утолить. Вот и стоят. Вот и ждут.

И никто, между прочим, как это в Москве заведено, без очереди вперёд не лезет. Ну, или почти никто не лезет.

Это – исключение из правил. На такие выходки здесь смотрят косо. С осуждением смотрят.

И даже сразу предполагают: если кто без очереди к пиву прорывается, то, скорее всего, это не питерский человек, это – из Москвы. И нередко такие предположения оказываются верными.

Как известно решительно всем в Питере, лишь один местный человек всегда и везде берёт пиво без очереди, и это не кто-нибудь там, а сам Костя Кузьминский. Но он-то – вне категорий. Он – свой. И ему – позволено.

Другие же – все чужие. И видно их за версту. И ежели норовят пролезть за пивом без очереди, то, ясное дело, такие нахалы уж точно вовсе не питерские, а приезжие, гости залётные, и на сто полновесных процентов, даже больше, они – москвичи.

Однажды Сергей, глядя на такого вот нарушающего все местные правила поведения, и особенно в очереди за пивом, рвущегося к заветному окошечку в будке, взмокшего и очень уж нервного субъекта, при мне поспорил с Витей Кривулиным, что данный субъект – именно москвич. И не на что-нибудь там поспорил пустяковое, а на бутылку водки.

Кривулин сгоряча согласился. Спор так спор. Водка так водка. Главное ведь – убедиться: кто из них двоих окажется прав. А выигрыш, то есть водку, можно и пропить. То есть выпить. На двоих. Или на троих. Это уж как получится.

Довлатов хмыкнул и стал пристально наблюдать за рвущимся к пиву субъектом.

Кривулин, опираясь на палку и окутавшись клубами сигаретного дыма, тоже наблюдал.

Наблюдал за действиями нахального субъекта, не ведающего о том, что стал он объектом спора прозаика и поэта, разумеется, и я, поглядывая также и на обоих моих приятелей.

Сергей, возвышаясь над очередью, видел происходящее до мелочей, как вперёдсмотрящий с мачты.

Витя то и дело вытягивал шею и тоже старался ничего не пропустить. Но вскоре он уставал находиться в таком положении. Для него предпочтительней было просто по возможности спокойно стоять рядом с нами. Палка была для него третьей точкой опоры, причём необходимейшей. С её помощью он и на месте стоял, и передвигался в пространстве. Сейчас вот приходилось ему стоять. Заметно было, что весь он как-то напрягся, даже взвинтился. Не очень-то хотелось ему проспорить. Надеялся он, что всё-таки выиграет.

Между тем время шло. По счастью, ждать нам пришлось недолго.

Пусть роптала толпа, пусть осуждала нахала – ему было на мнение окружающих глубоко наплевать. Вполне вероятно, что руководствовался он пресловутым принципом: для достижения цели все средства хороши. Не знаю, впрочем, что им двигало. Но своего он добился. И довольно-таки скоро. И без всякого ущерба для себя. За вычетом доносящихся до его слуха из очереди укоризненных слов.