Обостренные чувства Себастьяна уловили ее дрожь. Как будто услышав его мысли, Николетт протянула к нему руку. Себастьян оставался абсолютно неподвижным, пока она касалась его волос, потом щеки, плеча и груди. Прикосновения были легкими, как крыло бабочки, и инстинктивно он понял, что Николетт пытается его запомнить. Его жизнь внезапно показалась невыносимо длинной.
Наконец эта нежная пытка закончилась, и Николетт запечатлела нежный поцелуй на его губах. На вкус она была приятной, правильной, и Себастьян изо всех сил сдерживался, чтобы не вскочить, не поймать ее и не заставить остаться.
— Прощай, любовь моя, — прошептала Николетт и развернулась.
Дверь закрылась за ней с решающим щелчком, и Себастьян наконец-то сумел сесть. Поначалу ему этого совсем не хотелось, но целая жизнь, полная дисциплины, не позволила бы ему валяться в постели и упиваться своим горем. Он коснулся губ кончиками пальцев, как будто ее поцелуй все еще горел. За долгие столетия он целовал многих женщин, и думал, что некоторых из них любил, но теперь он уже не был так уверен. Теперь любовь имела вкус Николетт, любовь ощущалась как ее тело в его объятиях, любовь выглядела как ее смелая улыбка.
Холод пронизал его до самых костей, и Себастьян сомневался, удастся ли ему когда-нибудь согреться. Он отбросил эту мрачную мысль и направился на кухню, чтобы запустить кофеварку. Надвигалась война, в которой нужно будет сражаться. Вчера он целый день игнорировал Стефана. По опыту он знал, что жизнь не делала пауз ни для удовольствия, ни для боли.
Пришло время вернуться к реальной жизни. Пришло время двигаться дальше.
Глава 22
В цирке был редкий выходной, и в результате там было почти пусто, когда вернулась Николетт. Все готовились уехать на следующий день, и хоть завтра обещало суету сборов и переезда, утро было тихим.
Николетт мечтала о дне, полном суетливых клиентов и возбужденной толпы, в которой можно затеряться. Опустошенный цирк задел в ней какие-то глубинные струны, и она задалась вопросом, не пора ли двигаться дальше. За последние несколько лет она так часто переезжала, что путешествия с цирком не сильно изменили ее жизнь. Поскольку Николетт не заключала контракта, она меньше зависела от руководства, чем артисты и работники большого шатра. Пока она держала трейлер в приемлемом состоянии, она могла покинуть цирк через несколько дней.
Николетт задумалась о маршруте переезда, потому что это было проще, чем думать о Себастьяне. Она была перед ним в огромном долгу. Она знала, что он нарушил правила просто потому, что позволил ей остаться самой по себе. Что он провел целый день, тренируя ее и помогая ей расти, что вовсе не входило в его должностные обязанности.
У Вацека было немало книг, и одна из них говорила, что аура истинной любви встречается редко. Возможно, один из пятидесяти человек хоть раз за всю жизнь испытывает это — и еще меньше людей способны сохранить это чувство. Они с Себастьяном обрели нечто особенное, и Николетт дрожала от осознания, что это осталось позади.
Ее мрачные мысли прервал Карас, приземлившийся на ее голову, а когда она не отреагировала сразу же, он бережно клюнул ее. С усталой улыбкой Николетт протянула голову и позволила своему питомцу усесться на ее запястье. Он ласково каркнул, а потом демонстративно завертел головой в разные стороны, как будто ища Себастьяна.
— Даже не начинай, — вздохнула Николетт.
Но она не сумела даже восхититься сообразительностью своего питомца. Иногда она гадала, зачем Карасу оставаться с ней, когда он мог исследовать весь мир. Но чаще всего она просто была благодарна за его компанию и безусловную преданность.
Николетт пересекла территорию цирка и направилась в свой шатер. Посетителей не было, но по крайней мере она могла собрать вещи для завтрашнего переезда. Жизнь с бродячим цирком ей подходила, и ей нравилось это место. Однако сердце и разум изнывали от какого-то беспокойства. Николетт почти добралась до шатра, когда Карас внезапно оживился. С истошными каркающими криками он сорвался с ее запястья и принялся летать над ее головой, пронзительно крича и угрожая ее оглушить.