Без Люси, я думаю, мое одиночество во время ожидания ребенка было бы непереносимым. Я надеялась, что у меня появятся новые друзья из окружения Магнуса, но наше с ним отчуждение и мое болезненное состояние в те первые месяцы положили конец этим надеждам. Я ничего не знала о том, куда он ходит, с кем видится или что говорит обо мне — если вообще хоть что-то говорит, кроме того, что он сам находил нужным мне рассказать, и у меня не было возможности узнать, все ли в его рассказах правда; а вот времени размышлять над его намерениями у меня было сколько угодно. Ждет ли он рождения своего сына (он всегда говорил о будущем ребенке только так), чтобы сразу же заточить меня в сумасшедший дом? Это он мог сделать с большой легкостью, зная всю мою историю. Или, если ребенок окажется девочкой, набросится ли он на меня снова? Однако бывали дни, когда я сомневалась в правильности собственных восприятий — как даже сейчас некая часть моего существа все еще сомневается — может быть, он оставил меня в покое из деликатности, и мой страх перед ним абсолютно не оправдан? Но почему он на мне женился? Он вожделел меня — это я знала, но ведь было много молодых женщин, более красивых, чем я, женщин из хороших и богатых семейств, женщин, которые оказались бы гораздо более покладистыми. Я уже тогда стала опасаться, что решающим фактором был — как он это называет — мой дар.
И все же была одна определенная мысль, уверенность, от которой я не могла отказаться: рождение моего ребенка ускорит любые действия, которые Магнус намеревается предпринять. В то морозное январское утро, когда я впервые держала Клару на руках, я поклялась оберегать ее любой ценой, даже ценой возобновления Магнусовых объятий. Доктор и акушерка ушли, я впервые покормила Клару грудью (я твердо решила не нанимать кормилицу, как бы неодобрительно ни отнеслись к этому знакомые Магнуса) и сама немного поспала, а потом подумала, что лучше, пожалуй, послать Люси к Магнусу, спросить, не пожелает ли он повидать ребенка. Однако выяснилось, что Магнус вроде бы ушел из дома вслед за доктором, и я больше ничего о нем не слышала до следующего утра, когда Люси вернулась с сообщением от Болтона: «Хозяин шлет поздравления миссис Раксфорд и сожалеет, что срочные дела заставляют его немедленно отбыть в Париж».
Его не было две недели, из-за чего я постоянно терзалась дурными предчувствиями, которые становились тем страшнее, чем больше наслаждения доставляла мне Клара. Единственное, чего я никак не могла себе представить, — это что он будет продолжать вести себя точно так же, как раньше. В день своего возвращения Магнус ненадолго остановился у колыбельки Клары, разглядывая девочку с умеренным интересом: пожалуй, так мог бы человек рассеянно разглядывать ребенка своего дальнего родственника — просто из вежливости; после чего он называл ее не иначе как «ваша дочь» и спрашивал о ней за завтраком со своей обычной отстраненной любезностью. Миновал месяц, потом два, потом три; часто по ночам, когда я бодрствовала с Кларой, я ожидала услышать его приближающиеся шаги, но он так и не появлялся. Множество раз я пыталась набраться храбрости, чтобы спросить Магнуса: «Что вы собираетесь со мной сделать?» — но вопрос тут же замирал у меня на губах: безупречность его поведения требовала согласия. И тем не менее чувство надвигающегося кризиса было столь же явственным, как тиканье стенных часов.
Ход моих мыслей прервался — Клара пошевелилась во сне. Она выглядит такой спокойной. Понимание, что я должна быть сильной и храброй ради нее, — единственное, что мешает страху окончательно овладеть мною. Если случится самое худшее, все скажут, что мне надо было оставить ее в Лондоне, но я не могла бы этого вынести — ведь Люси уехала. А из-за последнего посещения я не смею разлучаться с Кларой.
Если кому-нибудь (кроме Магнуса, который, несомненно, сразу же уничтожит этот дневник)… Если кому-нибудь случится прочитать все это, им может показаться странным, почему я просто не забрала Клару и не сбежала. Я вовсе не пленница — или не была пленницей, пока мы не приехали сюда. Но у меня нет собственных денег, и мне некуда уйти. Мать и сестра настолько отчуждены от меня, что я даже не знаю их адреса (я предполагаю, что мама теперь живет вместе с Софи и ее мужем). И даже если бы я по-прежнему была близка с Адой, они с Джорджем не могли бы принять нас. И Клара, и я — законная собственность Магнуса, и он очень скоро потребовал бы нас вернуть. Даже без моих посещений такой побег был бы воспринят как доказательство моего сумасшествия, ведь мне совершенно не на что жаловаться: Магнус ни разу меня не ударил, никогда не обращался со мною дурно, даже голоса на меня никогда не повышал. Правда, он совершенно равнодушен к Кларе, но я слышала, что многие мужчины реагируют точно так же, когда рушатся их надежды обрести наследника. Магнус во всех отношениях образцовый муж, если не считать того, что самим своим присутствием он повергает меня в ужас.