Сдвиг по фазе

Ноги, однако, меня не слушаются, и я практически падаю на Ноя. Ему удается удержать меня, и он терпеливо усаживает меня на скамейку. Едва моя задница касается холодного пластика, как воздух оглашается какофонией сирен, а все вокруг озаряется мигающими синими огнями. У обочины недалеко от искореженного транспортного средства останавливаются пожарная машина и скорая помощь. Я опять порываюсь встать, но Ной на этот раз непреклонен:

— Не-не, чувак. Никуда ты не пойдешь, пока врачи тебя не осмотрят.

— Но… Мой друг… Он там… В фургоне.

Глаза парня округляются.

— Сиди здесь!

Он подлетает к одному из пожарных, уже разматывающему брандспойт из машины, и сначала машет в мою сторону, а потом на разбитый автомобиль. Пожарный кивает и что-то кричит трем своим товарищам, только выбирающимся наружу, двое из них немедленно устремляются к месту катастрофы, но буквально в следующую секунду останавливаются и пригибаются: двигательный отсек фургона расцветает огромным шаром огня, моментально пожирающим кабину.

Я кое-как встаю и ковыляю к пожарищу.

— Клемент!

Мне удается сделать лишь шесть-семь шагов, и путь мне преграждает фельдшер из скорой помощи.

— Сэр, — твердо говорит он, — вы ранены. Нам необходимо осмотреть вас.

— Я… но…

Теперь я знаю, что значит быть убитым горем. Подходит второй медик, и оба отводят меня обратно к скамейке.

— Как вас зовут, сэр?

Я игнорирую вопрос и, выворачивая шею, пытаюсь разглядеть, что происходит. Фургон окутан густым черным дымом, и пожарный расчет направляет на него брандспойт. Струя воды под высоким давлением быстро сбивает пламя. Показываются обугленные останки машины, и так же быстро, как и разразился, огненный ад утихает.

Один из пожарных осторожно приближается к водительской двери и заглядывает внутрь. Надеяться на спасение Клемента было бы за гранью разумного, и неспешность огнеборца, с которой он возвращается к своим товарищам, говорит сама за себя.

Я отрешенно откидываюсь на стенку из оргстекла.

Медики продолжают о чем-то меня спрашивать, но я их не слушаю, да и отвечать сил нет. Наверное, свое имя я все-таки назвал, все остальное мозг попросту блокирует. Мои мысли заняты исключительно Клементом и его ужасной гибелью. Что может быть хуже, чем умирать в горящем автомобиле, беспомощно глядя, как пламя охватывает ноги? И разве это справедливо, что мерзавец вроде Фрейзера Рейнота может отделаться лишь болью в груди и удушьем, в то время как человек вроде Клемента — достойный, честный, верный — погибает при столь жутких обстоятельствах? Бога точно нет, потому что какой же бог сочтет это справедливостью?

Физическая боль вытесняется душевной. Мука такая, что я едва способен дышать. И когда кажется, что хуже уже некуда, мне начинает распирать грудь рвотными позывами, и вот тогда-то и начинается настоящая пытка. Закрыв глаза, я пытаюсь оградиться от ужаса, однако из-за едкой вони дыма, привкуса крови и слез от реальности никак не спрятаться. Теперь-то я понимаю, почему некоторые мои клиенты искали в смерти спасение от личного ада.

— Дэвид. Дэвид!

Я не обращаю внимания на голос, пока чья-то рука не ложится мне на плечо.

— Вы меня слышите?

С трудом сглатываю и открываю глаза, ожидая увидеть врача скорой помощи, однако рука на моем плече принадлежит мужчине в ярко-оранжевой куртке, отделанной светоотражающими полосками. На лицо ему падает тень от белой каски.

— Дэвид? Я командир расчета Кентиштаунской пожарной части Макги.

Смотрю на него, не желая услышать то, что он, несомненно, собирается мне сообщить. Хуже этих слов и вообразить невозможно.

— Я лишь хочу задать вам пару вопросов, пока вами не займутся врачи. Хорошо?

— Как хотите, — бормочу я.

— Насколько я понимаю, во время аварии вы находились в фургоне. В кузове кто-нибудь был?

— В кузове? Нет…

— Вы уверены?

— Абсолютно. Только я и Клемент.

— Кто такой Клемент?

— Водитель. Его… Его трубой проткнуло…

— И где он сейчас?

Закрываю глаза и дожидаюсь, пока не схлынет волна тошноты.

— Он в… Он не смог выбраться. Остался в фургоне.

Командир расчета Макги в замешательстве смотрит на стоящего рядом фельдшера, словно бы обращаясь к нему за поддержкой.

— Дэвид, в фургоне никого нет. Как мне сказали, то, что осталось от водительского кресла, пробито металлическими перилами, но водителя там нет.

— Что? Это невозможно. Посмотрите еще раз.

— Простите, но, похоже, дело обстоит так, что ваш друг сбежал с места происшествия.

— Да не сбежал он, он же просто не мог… Вы ошибаетесь. Он ведь едва дышал… И наверняка потерял уйму крови. Говорю вам, Клемент никак не мог сбежать.

Пожарный склоняется и смотрит мне в глаза.

— Дэвид, в фургоне нет ни живых, ни мертвых. Никого.

40

Шесть недель спустя…

Меня снова просят подождать. Секретарша предлагает стул, но я отказываюсь и заявляю, что больше двух минут ждать не намерен. Девушка спешит донести мой ультиматум.

Ровно через одну минуту появляется Саймон Кроушоу-Смит.

— Здравствуйте еще раз, мистер Нанн.

Риелтор вкрадчиво протягивает руку, однако вместо рукопожатия получает связку ключей.