— А по ночам ты будешь выкуривать за раз пачку сигарет и однажды умрешь от рака легких? Нет. Спасибо, — произносит Алёна, смягчаясь. — Ты, конечно, мастак по ушам ездить. И руки распускать. — Она бьет меня ладошкой по руке. — Вместе с языком. Понимаю, почему девочки Шаны от тебя пищат. Со мной такое не прокатит, Ян. Здравый смысл — мое все.
— О серьезных вещах, между прочим, с тобой говорю, Алён, а ты высмеиваешь мои чувства. Жаль, что в спорт вернуться хочешь, но не получается. Иногда нужно уметь отпускать то, что больше не твое. Иначе можно сломаться.
— Отпустить… А если не отпускает? — Губы цветочка жалобно кривятся.
— Всё в твоей голове. Изменишь мышление — остальное поменяется следом за ним.
— Ты говорил, что боксом занимался. А сейчас? Отпустило? — спрашивает Алёна с вызовом.
— Сам бросил. Тоже из-за травмы. По голове так съездили, что в больничку загремел. Гематома с огромную шишку была. — Показываю сжатый кулак. — Рассосалась, но с тех пор я пересмотрел свои взгляды на жизнь. И риски для нее минимизировал. Дома грушу пинаю — хватает за глаза. А у тебя?
— У меня нет дома груши, но приобрести не мешало бы. Спасибо за идею.
— Я про травму.
Алёна долго молчит, будто не хочет говорить, а потом все же тихо начинает:
— В первый раз я на тренировке неаккуратно упала. Девочки из команды «помогли». Завидовали или просто невзлюбили, не знаю. Намазали коньки какой-то гадостью, а я в итоге выбила колено, упав. Но серьезную травму получила позже. Из-за него же. Глупо. Обидно и нелепо все вышло. На отчетных соревнованиях. С двойного флипа упала. Это был крах. Всему. Очнулась в больнице после операции и, как твоя бабуля, находилась в жуткой апатии. Мне было явно не до сериалов.
— Реабилитация?
— Была. Но после нее я опять загремела на больничную койку. Сейчас хочу тренером стать, чтобы с детьми заниматься. А потом видно будет. У меня страшная болезнь, Ян, — хитро улыбается цветочек, но в глазах даже намека нет на веселье.
Вопросительно приподнимаю бровь.
— Называется «Я сама». И она неизлечима.
— Ах вот ты про что, — ворчу я, понимая, в какую сторону уходит разговор. — Лекари тебе встречались плохие, потому и диагнозы неверные. Могу всё исправить. Бесплатно. Хочешь?
— Нет, — качает она головой, ухмыляясь.
— Лет тебе сколько, цветочек? — Этот вопрос не дает мне покоя.
— Какая разница? — Алёна снова выразительно хмурится.
— А вышка имеется?
— Возможно.
На пару минут воцаряется молчание.
— Заедем в Макдак? Есть охота. Весь день на ногах, не успел толком перекусить. Лишь кофе утром выпил. А потом вернемся на базу.
— Только есть будешь в машине.
— Тебе что-нибудь заказать? — спрашиваю я, скользя глазами по пухлым чувственным губам.
— Минеральную воду. Без газа. И больше никаких поцелуев и рук.
Ну какая же язвочка.
— Воду? — передразниваю. — И листик салата? А потом еще один обморок. Но уже настоящий. Да?
Алёна награждает меня недовольным взглядом.
Ладно. Не мое это дело. Пусть ничего не ест. Но на всякий случай заказываю много еды и даже обещанное мороженое. Цветочек отрицательно качает головой и берет из пакета только бутылку воды. Я же с аппетитом съедаю несколько булок с котлетой и иногда ловлю на себе насмешливый взгляд. Раздражаю, говоришь? Темнишь ты что-то, Алёна.
На удивление, остаток дороги цветок нормально общается. Или ей совсем хреново, и не осталось сил на препирания. Мы почти подъезжаем к базе, когда Алёна вдруг подбирается и кивает куда-то в сторону.
— Ян… — испуганно шепчет она, трогая меня за руку, которая лежит на руле.
— Вижу, — шумно выдыхаю я, сбавляя скорость.
Осматриваюсь по сторонам, чувствуя, как спину окатывает холодным потом. Я пиздец как боюсь собак. С детства. После того как одна укусила, когда подошел ее погладить и не ждал, что на меня кинутся. Поэтому овчарку отца, Джо, обхожу стороной и не контактирую. Не мое это. А тут их целая свора! Нападают на женщину в темном пуховике. Она отбивается сумкой, но тщетно. Их как будто это только сильнее раззадоривает. Если не прийти на подмогу несчастной, то все может закончиться очень и очень плохо и в чью-то семью сегодня придет горе. Я вовсе не против предотвратить беду, но что делать со страхом и ступором, который сковал внутренности?
— Посмотри, в бардачке есть что-то? — прошу цветок, не отводя глаз от собак.
— Что именно? — голос Алёны дрожит от напряжения.
— Должен быть электрошокер, травмат или баллончик с газом, — спокойно поясняю я, хотя отнюдь не спокоен. — Джип не мой. Друга. Он часто по работе с неадекватами дело имеет. Мерами предосторожности не брезгует. Что-то должно быть.
Сдаю назад, разгоняюсь, включаю дальний свет фар и резко торможу аккурат перед женщиной, которую псы уже валяют по земле и тянут за пуховик на части. Мне от одной этой картины дурно. Словно ролик в Ютуб смотрю. Только всё по-настоящему. Собаки пугаются громкого шума и яркого света, отступают. Остаются два бесстрашных волкодава. Возможно, среди них есть вожак. А если это так, то и сбежавшая свора может вернуться по его команде. Блядь.
Алёна протягивает электрошокер трясущимися пальцами.