Сделка-only (СИ)

— Когда выбирал, не задумывался, — мужчина пожимает плечом и останавливается на «зебре», чтобы пропустить мамочку с детьми. — Больше по району ориентировался и, естественно, самой квартире. Но ты права, тут уютно.

Вскоре тонированный монстрик минует шлагбаум и въезжает на дворовую территорию жилого комплекса. Я прилипаю носом к стеклу и беззастенчиво рассматриваю проплывающие мимо парк с аллеей, велосипедные дорожки, открытый стадион с тренажерами и большую детскую площадку.

Ничего себе, город в городе. Не вид — картинка. Еще б тут не было уютно.

— Ты здесь поселился, после того как ограбил банк?

Ну, не могу удержать язык за зубами.

Виктор молча усмехается, паркуется и глушит двигатель.

— Идем, шутница, — протягивает ладонь и сжимает мои пальцы.

Поднимаемся по широкому крыльцу, отделанному черным гранитом, двери в подъезд из матового стекла расходятся в стороны, как в торговом центре. Минуем просторный тамбур и оказываемся в светло-бежевом холле.

— Только не говори, что тут есть консьерж, — выдаю громким шепотом, оглядываясь по сторонам.

— Не скажу.

Выдыхаю.

— Сейчас он в отпуске.

Офигеть!

Мы живем с Арским в одном городе, но теперь понимаю, что на разных планетах.

— Какой этаж? — уточняю и захожу следом за ним в широкий лифт, где четыре мамочки с колясками вполне спокойно смогут разъехаться.

— Шестнадцатый.

Присвистываю.

— Последний?

— Нет. Всего двадцать два.

— Успокоил.

Двери разъезжаются, и мы попадаем в полукруглый ярко освещенный холл, где присутствуют всего две двери.

— Наша слева, — правильно понимает заминку Виктор, огибает меня и, отперев личину, пропускает вперед. Сам заходит следом, скидывает обувь и смотрит, не скрывая веселья.

— Вер, выдыхай, пришли уже.

Я тоже скидываю туфли и, получив молчаливое дозволение не стесняться, следую вглубь квартиры.

Она огромная. Квадратная гостиная, в которой преобладают белые тона, необходимый минимум мебели: угловой диван, пара кресел и безразмерная плазма на стене, все остальное преимущественно встроено и скрыто за раздвижными дверями.

Кухня напоминает мечту домохозяйки, где есть всё. Горы стеклянной посуды, разные комбайны, тостеры, микроволновки и десятки шкафчиков, где спрятано….

Не удивлюсь, если за одним из них обнаружу бармена, смешивающего напитки.

По коридору дохожу до еще одной двери и толкаю. Новая комната оказывается спальней Виктора.

— Зайдешь?

Горячее дыхание обдает затылок, а широкие ладони обхватывают талию и направляют вперед. Переступаю порог и оказываюсь в квадратной комнате с огромной кроватью под темно-синим стеганным пледом и плазмой на противоположной стене. В нос ударяет запах парфюма Арского.

Корица и мандарин.

Внезапно становится нечем дышать. Делаю принудительный вдох и скрещиваю руки на груди. Этот аромат навевает томительные воспоминания. Вкус его губ, бархат языка, тепло горячей кожи под подушечками пальцев.

— М-ммм…, пожалуй, подожду тебя на кухне.

Виктор тихонько хмыкает.

Еще бы. Я и сама слышу в голосе хриплые нотки.

— Ну давай! Рассказывай, иначе я лопну от любопытства, — заявляю хозяину дома спустя полчаса, когда в четыре руки мы заставляем стол уже готовыми блюдами, что были спрятаны в холодильнике.

Всё-таки Елена у Арского — молодец. Выглядит всё очень аппетитно.

— Ты о чем? — приподнимает он бровь наливая мне крафтового, а себе безалкогольного пива. — К рыбе самое оно, — поясняет, на мой прищуренный взгляд.

— О сделке. Почему ты радуешься не договору на само возведение зданий, а подготовительным работам?

Не скажу, что сильна в строительстве, но… цифры-то считать умею и разницу в порядках улавливаю.

— Вер, там много нюансов, не хочу углубляться, да и тебе будет вникать не интересно, — отмахивается Виктор и подкладывает мне на тарелку несколько кусочков форели, которую предварительно очищает. — Но поверь, это именно то, чего мы изначально добивались.

— То есть… ты рад?

Пробую первый ломтик нежного мяса, потом второй… прикрываю глаза. О-о-очень вкусно.

Запиваю глотком крафтового и кончиком языка слизываю пену.

— Безмерно, — отвечает, прочистив горло.

Распахиваю ресницы, думая, что подавился.

Нет.

Просто слишком сильно завис, рассматривая мои губы. Так жадно, что их начинает печь.

Даже так? Интересненько.

Рыжая стервочка в душе ликует и требует схулиганить.

Прячу в уголках рта ехидную улыбку, прикусываю нижнюю губу и медленно веду по ней зубами, постепенно освобождая. Наблюдаю за тем, как стальная радужка внимательных глаз Арского начинает темнеть и…

— Виктор Алексеевич, ты рыбку кушай. Сам сказал, что у нас конфетно-букетный период, вот и не отвлекайся.

— А ты не провоцируй, Вера Алексеевна, — фыркает в ответ, растягивая на порочных губах улыбку. — Я ведь тоже хулиганить умею.

И смотрит пристально, что не только щеки, но и уши вспыхивают.

О, отчетливо понимаю, что не лжет. Сыграть в ничью с таким игроком на поле — уже сам по себе подвиг.

Домой меня отвозят около десяти, сытую и довольную. А еще слегка пьяную от пива и очень сильно от жарких поцелуев и комплиментов на грани фола.