Сделать все возможное

Его рука все еще сжимает меня, и в течение длинной секунды, я закрываю глаза и стою там, позволяя ему держать меня. Вторая секунда проходит быстро, и мой шок заменяется яростью, направленной на себя. Как я могла быть такой глупой, что даже не посмотрела по сторонам, прежде чем перейти улицу?

Я вырываюсь из его рук.

— Вероятно, это не первый раз, когда кто-то прыгнул под колёса после того, как провел с тобой весь день.

Это хорошее возвращение, но я все еще не могу поверить, что он только что спас меня. Это так волнительно.

Убедившись, что дорога пуста, я бегу через улицу и убираю свою сумку и фрукты в корзинку моего велосипеда. Кипя от злости, я надеваю шлем и вытаскиваю свой велосипед из стойки немного агрессивнее, чем планировала. Вечернее солнце начинает низко опускаться над горизонтом, и к тому моменту, когда я еду на запад в сторону дома, я почти ничего не вижу, ослепленная солнцем. Так или иначе, но Лукас тоже в этом виноват.

Через полмили у меня учащается сердцебиение, и его слова проносятся эхом в моей голове.

«Ты ничуть не изменилась, Дэйзи…»

«Эти фрукты от Дэйзи…»

«Я не знал, что ты теперь марионетка…»

Я начинаю вымещать свою злость на велосипеде, давя на педали с такой силой, как если бы вместо них были нежные части тела Лукаса.

Когда я подъезжаю к последнему повороту на Магнолия-авеню, приведенный в действие моим гневом велосипед набирает впечатляющую скорость. Я наклоняюсь в сторону поворота, чтобы компенсировать центробежную силу, и мои изношенные шины вдавливаются в тротуар.

Но ненадолго.

Я наезжаю прямо на лужу разлитого машинного масла ‒ подарок окружающей среде от одного из старых дырявых фермерских грузовиков Гамильтона. Заднее колесо велосипеда теряет сцепление с дорогой, а руль начинает раскачиваться в тщетных попытках выровнять идущий ко дну корабль. Время как будто замедляется, и мой велосипед летит по направлению, перпендикулярному движению, заваливается набок и загружает меня, как циркового артиста в пушку. И как раз перед моим столкновением с землёй, время ускоряется.

Мой мозг начинает действовать, вынуждая мою левую руку принять на себя всю тяжесть падения. Героически, рука выскакивает в последнюю секунду, как будто хочет пообщаться с дорогой. К сожалению, дорога может многое сказать. Я слышу тошнотворный треск чуть громче, чем остальной шум аварии, а затем над сценой оседает резкая тишина.

— Милый гипс, — говорит Лукас на следующее утро.

— Не разговаривай со мной.

— Они позволили тебе самой выбрать цвет?

Он кислотно-зелёный, мой любимый цвет.

— Нет, — лгу я. — Они сами такой выбрали.

— Доброе утро, — говорит Джина с улыбкой, пытаясь скрыть, как она пялится на Лукаса. У неё плохо получается.

На нём надета светло-голубая рубашка, которая идеально сочетается с его загорелой кожей, и, судя по всему, Джина сейчас как раз думает об этом.

В течение последних нескольких минут Лукас и я стояли на маленькой кухне, ожидая пока сварится кофе. Клянусь, он просачивается еще медленнее, чем обычно.

— О нет! Доктор Белл, что случилось?

Наконец она отвела взгляд от Лукаса и заметила в комнате кислотно-зеленого слона.

— Вчера я попала в аварию на своём велосипеде, — я пожимаю плечами, поднимая сломанное запястье. — Земля появилась из ниоткуда.

Кроме того, у меня ещё несколько ушибов на ребрах и приличная рана на лбу, которая в настоящее время заклеена соответствующим кислотно-зеленым пластырем. Как только я покину кухню, поменяю его на скучный бежевый, чтобы сбить Лукаса со следа.

Доктор Маккормик подходит к Джине и качает головой.

— Жаль слышать об аварии, Дэйзи. Твоя мама звонила мне и сказала, что вы провели в больнице почти весь вечер.

Я стону про себя. Конечно, моя мама подумала, что было бы уместно связаться с моим боссом. В ее глазах я двадцати восьмилетний ребенок.

— Ничего страшного. Перелом дистального отдела лучевой кости, быстрое восстановление, гипс в течение шести недель.

Он торжественно кивает.

— Боюсь, всё равно вам придется вместе принимать пациентов, пока ты не поправишься.

Я оборачиваюсь, чтобы проверить, находится ли в этой крошечной кухне, кто-нибудь ещё, кроме Лукаса.

— Что?! — восклицаем мы, одинаково возмущенные этой идеей.

— Доктор Маккормик, — я стараюсь быстро реабилитироваться. — Уверяю вас, мне не нужна его помощь в наблюдении за пациентами. Я вполне способна одна справится с работой.

Чтобы доказать свою точку зрения, я достаю карту пациента, которую принесла на кухню и кладу ее под руку. Между зубами я помещаю батончик гранолы, а затем свободной рукой тянусь за пустой кружкой.

— Вуаля.

В этот момент батончик выскальзывает изо рта и приземляется со шлепком прямо на коричневые кожаные мокасины доктора Маккормика.

Он качает головой, разворачиваясь, и совсем не выглядит изумлённым, каким должен быть.

— Диана ждет вас в четвертой палате, — говорит Мэрайя. — Не торопитесь. Я уже уложила её на кушетку и надела халат.

Лукас и я смотрим друг на друга, а затем вместе выходим из кухни.