Сделано в ССССР Роман с китайцем

– Знаешь, – говорила Дана, играя в задумчивость, – среди моих предков были турки… Ну, турецкая кровь… а турецкие женщины считаются самыми красивыми в мире… нет, не спорь, не польские, как про это писали в советских журналах "Работница" и "Крестьянка" только лишь на основании того, что Польская Народная Республика была тогда нашим стратегическим партнёром по Варшавскому блоку… а именно турецкие… глазастые… Когда твоё лицо покрывается всякими тряпками, то, в-волей или нев-в-волей, у тебя вырастают глаза на пол-лба… Поэтому у турчанок такие большие глаза, глаза как озёра… мне папа говорил: хоть газетой залепи… И я стеснялась этих больших глаз, казавшихся мне нелепыми и непропорциональными…

69.

Но когда Олег спрашивал Дану, по материнской или по отцовской линии у неё в роду турки, она не могла вспомнить и смущалась, словно её подлавливают на маленькой лжи. И румянец проступает на щеках и ресницы начинают летать вверх-вниз, точно хотят улететь подальше от места позора.

И тогда, чтобы сгладить неловкость ситуации, Олег вспоминает, что ведь он тоже вынужден носить на лице всякие тряпичные маски – во время выполнения своего непосредственного профессионального долга.

На операции… А глаза у Гагарина выразительные, можно сказать, магнетические: когда смотрит на тебя не мигая, то и ты мигать перестаёшь (Дана сколько раз на себе этот эффект проверяла), смотришь, не отрываясь.

В него даже одна медсестра (тут Гагарин не к месту вспоминает приставучую Аню) влюбилась – как раз из-за этих глаз, изумрудами сверкающих из-под зелёной хирургической маски. Когда всего остального не видно, глаза становятся вдвойне выразительными.

Аня тогда его так и спросила, мол, Олег Евгеньевич, вероятно, вы скорпион?

Гагарина едва не скривило от удивления – скорпионов он на дух не переносил, его последняя неудачная "любофф" оказалась скорпионом.

Но, как всегда, Гагарин сдержался и только переспросил: чем же такой неожиданный вопрос вызван? Чему обязаны?

– Так ведь глаза – главное оружие скорпиона, – словно по-написанному отозвалась ни в чём не повинная Аня, которую распирало любовное чувство, сладкое и густое, точно малиновое варенье. – Взгляд скорпиона обладает удивительной силой и потаённым эротизмом…

– Нет, Аня, – сухо сказал Гагарин, всем видом давая понять, насколько неуместно флиртовать в святая святых реанимационного отделения, – к скорпионам не имею никакого отношения. Я классический водолей. Февральские мы…

70.

– Так ты водолей? – почему-то обрадовалась Дана. А Олег подумал, что почти проговорился… ну, что не олигарх, ибо врач в России богатеем быть не может. Пришлось вилять, мол, медицинский институт, ошибки молодости, земский кановал, минувшее, но бывшее когда-то…

Но видит понимание в глазах подруги и мысленно следит вслед за трассирующим следом её мысленной мысли. Она думает о правильном вложении ума и капитала в медицинский бизнес, ибо люди болели и будут болеть. Значит, без работы не останешься. И взгляд её теплеет, согревается согласием.

Олег мысленно улыбается: как всё так и есть. Болели и будут болеть.

Почти так и есть. Но "почти" не считается.

– Вроде? Водолей и есть…

– Хороший знак…

– Конечно, хороший… – Олег любит, когда его хвалят. Недолюбленный он. – Самый лучший.

– А у меня младшая сестра водолей…

– Понятно. – Олег не знал, что у Даны есть сестра, что у неё есть семья, было какое-то прошлое (они его никогда не обсуждали, как и про мужа… про мужа тоже, точно табу наложено).

– Водолеи характеризуются тем, что живут внутри ситуации, которую сами себе создают.

– Это как?

– Ну, ты сам себе придумываешь мир, а потом его начинаешь обустраивать. И никто не в состоянии тебя из этого мира выпнуть.

– А может, не нужно?

– Нужно-нужно.

– Это ж почему?

– Потому что твоё в-водолейство, помноженное на специфику твоей профессии, даёт в остатке гремучую смесь из бесчувственности и бесчувствия.

71.

– Разве бесчувственный – это про меня?

– Я не про это, Олег. Иногда мне кажется, что ничто не способно пробить ту броню, которую ты на себя одел…

– Даже ты?

– Даже я… А что я? Сколько мы… с тобой… вместе…

– И сколько ещё будем? Лучше не загадывать.

– Тоже верно. Но я не об этом.

– О чём ты, Дана? Говори уже скорее…

– Можно образно?

– Ты же знаешь, что тебе всё можно. Для того в Париж и приехали, чтобы… тут…

– Знаешь, человек, вынужденный защищаться, надевает себя броню. Вот как ты. Профессия, все дела, бла-бла-бла. Потом эта кожура становится всё тверже и твёрже. Всё толще и толще. Знаешь, попадаются такие грецкие орехи, у которых живого ядра уже не осталось… Постепенно нарастая, кожура пожирает сердцевину, ничего не оставляя… Понимаешь?

Олег молча кивает. Отворачивает лицо. Смотрит в окно. В окне – самый красивый город мира. Самый красивый, тем более что других он не видел.