Сделано в ССССР Роман с китайцем

Стояли в тени магнолий, чье благоухание окутывало незримыми шифоновыми шарфами, поневоле становишься добрым и мягким.

Нечеловеческая музыка азиатской природы: покой и воля, воля и покой…

Гена внимательно слушает рассказ. Олег старается не смотреть на приятеля. Почему-то. Наблюдает за птичками, устроившими переполох в кронах деревьев. Гагарин делает многозначительные паузы. Замолкает.

И тогда доносится шум исправно работающих волн.

– Ты знаешь, Олег, не смешно. Зачем ты морочишь мне голову?

Не понял. Не поверил. Продолжать Олег не стал. Оставим все, как есть. Сеанс психотерапии завершился с разгромным счетом: каждый остался на своем берегу. Не очень-то и хотелось. Хотя даром потраченное великодушие никуда не девается, оседает в легких, откашливается утром после пробуждения. Плавали, знаем. Ступай с миром.

Солнце скрылось за горизонтом. Навалилась ватная темнота, изменившая запахи вокруг. Птички замолкли.

47.

Самолет для Денисенко вызвали на полдень. Вместе с ним улетала и большая часть прислуги – накануне один из поваров слег с подозрением на птичий грипп. Чтобы зря не гонять стальную птицу ради одного

Гены, соскучившегося по работе, решили отвезти обслуживающий персонал на большую землю провериться.

Аки командует подчиненными, построил, как солдат.

– Представляешь, какая романтика, – говорит Дана, – в кои-то веки мы остаемся с тобой одни на этом острове. Разве с нами может что-нибудь случиться? Ты не боишься?

– Чего ж бояться? Можно сказать, всю жизнь мечтал, – говорит Олег, – поиграть в необитаемый остров. Всю жизнь к этому шел… Ведь, кажется, только так и возможно полное слияние с природой.

– Олег, ты неисправим. Сколько я тебя знаю, ты все время мечтаешь об этом слиянии. Неужели же ты не понимаешь, что оно невозможно?

– Ну, почему не понимаю… Понимаю… Я же не дурак… Другое дело, что важна сама возможность такого опыта. Мне кажется, после такого одиночества и гармонии ты начинаешь смотреть на мир другими глазами.

– Ох, и болтун же вы, Олег Евгеньевич.

– Есть с кого пример брать.

– Это я-то болтлива? – Дана сделала большие глаза. – Ну-ну.

– И, кстати, ты сказала – "сколько я тебя знаю…" А ты вообще хорошо меня знаешь?

– Как облупленного.

– Ну насколько хорошо?

Дана пожимает плечами.

Препираясь, они поднимаются по пологому склону на верхнюю точку острова. Туда, где взлетно-посадочная. Олег решается вновь приблизиться к опасной теме. Хочет, чтобы Дана сама сказала

"заветное". Ему это нужно.

Тем более сейчас, когда они остаются одни, свидетелей их разговора нет и быть не может.

48.

Да, именно на сегодня Гагарин наметил решающий разговор. Раз никто не мешает. Чтобы окончательно успокоиться. Расставить точки. Мол, а то смотри, можешь улететь вместе с Геной. Вместе с Аки и другими.

Слугами. Вместе с теми, кому требуется медосмотр. Так что можешь лететь. Если что.

– А вдруг ты по своему Безбородову соскучилась. Говорят, что он поправил здоровье и набрал такой силы, что мало-то не покажется.

Снова, говорят, в гору пошел.

– Говорят, в Москве кур доят, – отрезает Дана.

Сегодня он проснулся раньше обычного. Непривычная тишина.

Оглушающая. Точно остров окутал разреженный воздух. Птицы смолкли, никакой возни, криков. Полное безветрие.

Встав, Олег выходит на балкон, потягивается. Море вытянулось в ровную зеркальную поверхность, хоть фигурное катание запускай.

Первый раз видит такое.

Гагарин обрадовался – "о сколько нам открытий чудных готовит просвященья дух…"

Да, он заслужил такие безветренные состояния. Он заслужил и штормовые волны, и закаты, не похожие друг на дружку. Он имеет полное право наслаждаться отдыхом и покоем. Заслужил. Заработал. На столе перед открытым окном лежит любимый и заслуженный блокнот.

Вечером Олег придумал новую запись, начал, но сбился – с некоторых пор все формулировки кажутся приблизительными. Отложил до вечера.

Вполне вероятно (почему ж нет), сегодня он отдаст блокнот…

Гена перед отъездом выглядел расстроенным. Улетать из страны вечных каникул не хотелось. Гагарин рассмеялся.

– Слушал прогноз. На родине полярный антициклон и небывалые холода.

Говорят, за последние лет пятьдесят…

– Да, и снега по пояс. Люблю я русские зимы…

В самолет загрузили больного повара.

– Вот, кажется, и все.

– Ничего, не в последний раз…

– Конечно, еще вернусь.

– Ну, значит, до встречи.

– Ой, смотри, как интересно, – вмешалась в процедуру прощания Дана.

К острову приближалась грозовая туча. Мощная, низко посаженная, она таранила днищем море. Море расступалось.

– Успеете взлететь или как?

Денисенко, словно главный ответственный за полет, пожал плечами.

– Надо поспешить. Ну, значит, пока?

– Ну, значит, пока.

Пожал руку. Денисенко нырнул в самолет. Олег и Дана отошли на безопасное расстояние, когда заработали лопасти.

49.

Когда заработали лопасти, поднялся легкий ветерок. По морю пробежала рябь, словно черты лица исказила судорога. Самолет разбежался и взмыл. В сторону от приближающейся грозы. Курс на северо-запад. В даль светлую.

– Ты посмотри, как красиво (Олег Дане).

– Вижу-вижу. Даже сердце заходится от такого мрачного великолепия.

Ой, Олег, смотри, смотри.