Сделано в ССССР Роман с китайцем

Гости разобрали серебряные ложки и принялись за яйца, приготовленные из крутого теста. Денисенко едва не бросил его, заметив внутри теста нечто вроде цыпленка. Но затем услышал довольный возглас Маниной бабушки (как же все-таки ее зовут?!).

– Э, да это же невероятно вкусно!

Денисенко вытащил из скорлупы жирного винноягодника, приготовленного под соусом из перца и яичного желтка. Наблюдая, как едоки смакуют необычное угощение, Аки светился от радости. Точно каждое искусственное яйцо сделал сам.

– Кулинарный Фаберже! – Ирина решила проявить эрудицию.

Аки радостно закивал.

Глава третья

Пир Тримальхиона

25.

Воодушевленный приемом первых лакомств, Гагарин потер руки и провозгласил:

– Марс любит равенство. Поэтому я велел поставить каждому особый столик.

Аки радостно закивал. Вынесли бутылки столетнего вина. Королев, толкнув спутницу, выкрикнул.

– Увы! Увы нам! Так значит, вино живет дольше, чем люди. Посему давайте пить, ибо в вине не только истина, но и жизнь.

Все чувствовали себя словно на съемках костюмной феерии из жизни римских патрициев. Аки скалил белые зубы. Вышколенные слуги подыгрывали хозяевам. Дана (белый хитон, в волосах венок из лилий) входила в роль богатой рабовладелицы и распорядительницы трапезы.

Она не знала, что прежде чем спуститься, Олег уединился в тайной комнате и внимательно изучил ее разговоры с подругами. Гагарина потряс один пассаж. Он даже поднял одну бровь, когда Дана, отбрыкиваясь от приставаний товарок, высказалась недвусмысленно и определенно.

– Дана, до того, как ты познакомила нас со своим нынешним, мы о нем ничего не знали. Он не из тусовки. Не из бомонда. Откуда он?

– Да-да, выскочил как черт из табакерки… Дана, "старыми деньгами" тут и не пахнет.

– Да, девочки, если бы вы только знали, из какого пепла я его подняла. А теперь, ни с того ни с сего, вознесла до небес. Причем в буквальном смысле. Так как остров этот… над уровнем моря… впрочем, я забыла… но цифры внушительные…

– Еще более внушительные цифры вашего переезда. Это ж надо такой юбилей забабахать. Всякое видела, но чтобы была у него Бьорк на посылках…

– Любит он ее, что поделать. Нормальная человеческая слабость… А в остальном – вахлак вахлаком. Совсем как мой Безбородов. Мужиков ничего не меняет, даже богатство. Все они родом из советского детства…

– Так это, Данка, целиком твое творение, что ли?

– Девочки, давайте замнем для ясности, а?

– Поверь, что дважды два – четыре,

Поверь, что крутится земля,

Поверь, что есть на свете мальчик,

Который влюбится в тебя.

Девочки захихикали. (49)

(49) – Я Титова полюбила,

А Гагарину дала,

Ощущение такое

Будто в космосе была…

– Ага, – поддержала Дану светская львица Светочка. – Я с миленком до утра целовалась у метра.

– Целовалась бы еще, да болит влагалищо… – подхватила Дана.

Все засмеялись. Гагарин, замерев у монитора, скривился: так себе юмор, простонародный какой-то.

– Громче смейся, но тише рыдай,

В жизни всей правды узнать не давай,

Громкому смеху поверят они,

Вряд ли их тронут слезы твои…

– Какая же все-таки ты упорница, Данка, молодец, умеешь мужиков раскручивать. И откуда в тебе такое упорство?

– Вот и я говорю, – включилась другая подруга. – Ты готова любую стенку лбом своим расшибить, но своего добиться, откуда ты взялась такая?

– Д-да все очень просто – в детстве, с первого по третий класс, я занималась фигурным катанием.

– Да? А мы и не знали.

– Вы, девочки, много еще чего не знаете. Очень многого. А мне податься некуда было. Вот я круги-то по льду и наворачивала. Дома отец пьяный, мамка на работе, а секция фигуристов при дворце пионеров – самая что ни на есть общедоступная. Как советская медицина. Меня же в нее принимать не хотели. Тренер посмотрел и сказал: прыгучесть хорошая, а вот гибкости не хватает, гибкости маловато.

– Прямо-таки как в воду глядел.

– И не говори, кума, у самой муж пьяница. Во-о-о-от, так я с утра до вечера и прыгала. Билась об лед. А сколько падала?! Сколько у меня синяков и шишек было – все ноги, не показать. Приходилось гамаши надевать всегда. В ш-школу. Но я очень была упорная девочка.

Дана помолчала. Пригубила бокал с розовым. Продолжила.

– Да и деваться было, на самом деле, некуда. Ничего у меня в детстве не было, кроме катания этого ненавистного. С утра до вечера на катке и в спортзале. И никаких особенных результатов. Ни тебе медалей, званий всяких. – Другим голосом добавила: – Зато ноги подкачала – до сих пор форму держу, видите?

Задрала подол.

– Ноги у тебя, Даночка, супер, а вот гибкости маловато.

– Да, мне так тренер и сказал. Зато прыгучести – выше крыши. Как начала в первом классе средней школы – так и не могу остановиться, все прыгаю и прыгаю.

Все смеются.

– Я тогда маленькая была, не понимала, что все всегда имеет свой результат. Хотя зачастую и отложенный. Чемпионатов мне не удалось выиграть, зато стала такой, какой стала – стисну зубы, как тогда, на катке, и вперед.

– К победе коммунизма?

– Точно. К самому его, можно сказать, пику…

– Ну, конечно, с твоими-то мужиками, ты уже давно при коммунизме живешь.

– А чем тебе мой коммунизм плох?