Сделай что сможешь. Начало.

Одежда у неё как на фотках крестьян царской России времен Николая II: серо-синяя хламида, напоминающая сарафан с кофтой, да платок этот странный. Но думаю, так одеваться могли и при вторжении Наполеона. Присутствует какая-то Машка, наверно помощница. А ещё у меня есть отец, которого побаиваются. Что ж, придётся симулировать потерю памяти. Представляться вселенцем из будущего? Ну его на фиг, сожгут или утопят по-тихому. И ведьму заодно. Зачем нам демоны? Не-е-е, нам демоны ни к чему. Аминь, буль-буль.

Мои размышления прервал приход ведьмы. Я постарался изобразить легкий испуг. Подошла, посмотрела и прошипела, хитро прищурившись:

– Что, боишься?

Блин, чуть не ляпнул: "Страшнее видали". В этих потёмках её и не разглядеть-то нормально.

– В огороде зачем морковку вытаскал?

– Есть хотелось.

– Наелся?

– Нет.

– Это хорошо. Сейчас заячьих лапок сварю. А тебе поспать необходимо.

Она махнула рукой в мою сторону. "Ага, уснешь тут в вашем клоповнике", – только и успел подумать я и... вырубился.

Разбудил меня божественный запах мясного супа. Открыв глаза, столкнулся взглядом с внимательно наблюдавшей за мной давешней тёткой. Чёрт, что-то слишком уж пристально она меня рассматривает. Не к добру это.

– Ты другой стал.

Во, бляха-муха, рентген на ножках на мою голову выискался. Держись, Саша, иначе расколет тебя ведьма до самой задницы, а там и до безвременной кончины недалеко.

– Что ж в тебе изменилось? Не пойму я.

Нужно что-нибудь сказать, отвлечь как-нибудь.

– Я ничего не помню.

Голос у неё из задумчивого стал немного испуганным.

– Совсем ничего?

– Не знаю.

Она наклонилась ближе и требовательно спросила:

– Отца, мать?

– Не-е-ет.

– Обманываешь, – прищурилась ведьма.

Оба-на, она ещё и детектор лжи ходячий! Мне следует врать ей о-очень осторожно, а лучше совсем не врать.

– Сеструху помнишь? Вчера за тобой убирала.

– Не-е-ет.

– А братьев?

– Нет.

– А деревню?

– Нет.

– Вроде не врёшь, – тётка сразу как-то осунулась. – Лес-то хоть помнишь? Он же тебе словно дом родной. Повадки всей живности знал.

– Лес помню, – я постарался изобразить напряжённую работу ума.

– Как зверя добывать, силки ставить, помнишь?

– Помню.

– Стало быть, и остальное вспомнится, – с облегчением сказала она. – Лес тебе просто ближе всего, вот и не дает болезни память отобрать. А поправляться начнёшь, он и то, что забылось, возвернёт. Только не пойму, почему Машку, сеструху свою, забыл? Ты ж за неё даже на волка кидался, да и она в тебе души не чает. Просидела тут седмицу7, пока ты в бреду метался. Домой не шла, сколь я ни гнала, почитай, все время в ногах у тебя спала. Ничего, помогу я тебе. Ты лишь, – она наклонилась ко мне, – отцу и братьям о памяти не болтай. И мамке пошто про это знать, волнение одно. А с Машкой я поговорю, лишнего не сболтнёт. Она не смотри что два вершка, с понятием девка. Теперь, коли есть хочешь, отвару похлебай, начнём с малого.

Супчик из зайца на вкус был просто объедение. Судя по реакции тельца, оно такого давно не ело. Меня опять потянуло в сон. Да-а, к непростой тёте я попал. Сегодня мне повезло, а что дальше делать?

Второй раз я проснулся после полудня. Рядом сидела маленькая всклокоченная девчушка и пристально на меня смотрела. Опа! Похоже, про неё говорили – два вершка. Новоиспечённая сестрёнка. Личико красивое. В потёмках, правда, особо не разглядишь, но не крестьянское какое-то, более вытянутое. Глазищи большие, почти чёрные, оттенок не уловить. Пучки тёмно-серых волос в разные стороны торчат. Она мне взъерошенного воробушка напоминает. Смешная. Я улыбнулся:

– Машка.

Ох, как взвился этот воробушек! И зачирикал с сумасшедшей скоростью, периодически подпрыгивая на месте:

– Я же говорила, говорила! Меня он обязательно узнат. Он не сможет меня не узнат! Уж кого-кого, а меня он всегда узнат. Я ни вот столечки не боялась, ну ни вот столечки!

– Уймись, балаболка, – тётка стояла, уперев руки в бока, но на лице её играла улыбка.

Сестрёнка на секунду замерла, а потом резко пододвинулась ближе и положила ладошки мне на грудь.

– Мишка, как я исполохнула8, что ты умрёшь. Ты не думай, я не верила в это ни капельки. Я и боженьку всё время молила и тянула тебя к себе по совету бабы Софы. Но боялась, не дозовусь, не услышит боженька. У него дел тьма-тьмуща, да и ты сказал, совсем уходишь. Зачем ты так сказал, зачем? – она легонько ударила своим кулачком по моей груди.

– Уймись! Слаб он ещё, – уже сердито рявкнула лекарка. – Будешь кулаками махать – уйдёт опять, не дозовёшься.