— Как ни странно это звучит, но да... пашут. Конечно, редко такое происходит, и то у самых дремучих старожилов. Да, впрочем, и пропахать-то на медведе нужно лишь первую борозду, так сказать для хороших урожаев и плодородия земли в целом.
— И что, они ловят медведей каждый раз, когда наступает пахота? А как крестьяне умудряются этих огромных зверей запрягать? — затараторили девицы, перебивая друг друга.
О-о... мать моя женщина! Разговариваем всего ничего, но сестрёнки достали уже по самое не могу.
— Да никто огромных зверей не запрягает. Вы видели, какие у цыган медведи пляшут? Молодые у них мишки. И тут так же. Сибиряки берут недавно родившегося медвежонка, обычно после смерти медведицы, потом год или два его выкармливают, а по весне используют для вспашки первой борозды и, представьте себе, отпускают. А если не уходит, то и на следующий год его к пахоте привлекают. Ну и так далее, пока зверь не взбрыкнёт.
— Как интересно! А о какой самой необычной охоте в Сибири вы наслышаны? Нам бы хотелось порадовать папеньку новым рассказом.
Я посмотрел на Николу как на последнюю надежду, но он лишь глаза закатил. Вот чёрт! А ведь до танцев нам ещё страдать и страдать, выслушивая разнообразную дамскую чепуху. Ладно, расскажу я вам, девушки, занятную сказочку, чтоб вы наконец-то отвяли. Только не обижайтесь.
— Знавал я охотника, который на зайцев вообще с одной махоркой ходил.
— Как это?
— Да брал с собой пачку махорки и два мешка. Отыскивал полянку, где ушастые любят резвиться, и там на каком-нибудь пеньке рассыпал махорку. А зайцы ведь жутко любопытные, стоит отойти и за деревом в сторонке минут пятнадцать-двадцать постоять — они уже тут как тут. Подбираются к пеньку и принюхиваются: мол, что это такое интересное охотник насыпал. Ну и, разумеется, от табака, попавшего в нос, зайцы начинают безостановочно чихать, в этот момент их можно спокойно брать за уши и засовывать в мешок.
В начале моего рассказа Никола смотрел на меня с недоумением, потом пытался изо всех сил подавить улыбку, а как дамы умчались к папеньке, тут же разразился безудержным смехом.
— И чего ты ржёшь? Как ещё мы могли от них избавиться? — попытался я привести его в чувство.
На что он, всхлипывая и отмахиваясь от меня рукой, ответил:
— Алекс, нам нужно бежать, и чем быстрее, тем лучше. Девушки сейчас найдут папеньку, и он обязательно захочет посмотреть на шутника, придумавшего столь оригинальную байку. Ты хочешь, чтобы тебе внушение сделали? Нет? Вот и я о том же.
И да, мы сбежали с этого "поля боя".
А на выходе мы столкнулись с баронессой Кошелевой — она почему-то припозднилась. Хотя это, наверно, для меня поздно, я-то ночью обычно сплю, а для неё всё ещё впереди, до утра вагон времени. Мы чинно поздоровались, а дальше слово за слово, и опять пошла пикировка. Причём неприятно поразило, что киса обо мне слишком уж много знает — и о делах производственных она осведомлена, и о моей жизни в целом. Ей даже известно о займах, которые я взял под залог дома и усадьбы.
Общается с евреями-кредиторами? Ну, положим, свой питерский дом я давно заложил, но по усадьбе-то мы с Розенбергом Антоном Ивановичем совсем недавно договорились. Мне дано двести десять тысяч, опять, как и под четырёхэтажку, на семь лет под четыре процента годовых. Неужели Антон Иванович "слил" информацию о сделке на сторону? Хм, что-то тут не вяжется. Скорее всего, утечка идёт от нотариусов, оформлявших сделку. И это обязательно надо запомнить, вдруг когда-нибудь пригодится.
А всё-таки ядовитый язычок у баронессы! Она уже и до моего проживания у графа Ростовцева добралась. По её мнению, в своём доме я не желаю жить потому, что поселил там уйму девиц неопределённого социального положения, и у питерского общества — опять же по её словам — возникает вопрос: уж не для развлечения ли я их всех содержу?
О-о, ещё и намёки на мою скаредность начинаются. Не-ет, чтобы заткнуть этот "фонтан", нужно не оправдываться, а сбивать её с мысли неординарными ответами.
— Напрасно вы так. Деньги меня не волнуют... Совершенно... Они меня успокаивают.
— Вот как! Раз успокаивают, то, полагаю, у вас их очень много, но вы их умело прячете. Не подскажете, в чём сейчас лучше хранить свои сбережения?
— К моему большому сожалению, не подскажу.
— А в чём храните сбережения вы?
— По большей части в мечтах, — с грустью признался я.
— А не страшно хранить такие богатства одному? Да ещё и в мечтах?
О-о, что это? Киса перешла на откровенный сарказм? И почему она решила, что я один? Ведь знает и о моих будущих родственниках, и о нашей дружбе с Николой. Как-то странно это.
И тут мне вспомнился пацан Мишка, весьма вероятно, засевший у меня в подсознании, и я, усмехнувшись в душе, пошутил:
— Я не один. У меня есть я, а нам двоим любые трудности не страшны.
Хм... хотя если считать ещё и Александра Патрушева, то нас, вообще-то, уже трое.
Мои слова, кажется, вызвали у баронессы разрыв шаблонов. Пару секунд она не знала, что сказать, и лишь разглядывала меня, но потом собралась с мыслями и обратилась почему-то к Николе: