Сдавайтесь, шериф! (СИ)

Бесшумной тенью я скользил через густые заросли. Вколоченные в армии навыки не подвели — под ногами не хрустнула ни одна, самая тонкая веточка. В ста метрах по курсу я заметил мощный внедорожник с остроконечной звездой шерифа, а совсем рядом, с распахнутыми дверцами тот самый серый пикап, который заметил отъезжающим от магазинчика рыжей Молли.

Бинго!

Я снял пистолет с предохранителя и короткими зигзагообразными перебежками двинулся ко входу в невысокий сарай, спрятавшийся в разросшемся кустарнике, из-за которого его практически не было видно.

Время эмоций закончилось. Настала пора действовать с холодной головой, свободной от всего, кроме поставленной задачи.

Еще в армии я заметил, что в такие моменты, когда ты сосредоточен на очень важной для тебя цели, собственное восприятие времени меняется. Пусть всего на доли секунд. Но и их порой достаточно для того, чтобы четко отследить и проанализировать окружающую обстановку и события, несмотря на то, что они попадают тебе в поле зрения или длятся считанные мгновения. Мозг превращается в какой-то долбаный супер-мега-компьютер, в котором миллионы возможных вариантов развития дальнейших событий словно прокручиваются в голове, остановившись перед мысленным взором на единственно верном решении.

Я лишь мельком заглянул в разбитое окно, но увиденное словно отпечаталось на сетчатке глаз.

Пыльное помещение с разбросанными по всему полу остатками разломанной мебели. Небольшая металлическая печурка, кривовато стоящая на скособоченных ножках. На ней почерневший от копоти котелок, явно армейский, рядом с печкой, прямо на полу, раскрытая сумка-аптечка, похожая на те, которые мы использовали в Афганистане. В ней пустует гнездо для бинтов и нет бутылки с антисептиком.

Пол залит кровью. Ее, влажно поблескивающей в полумраке лачуги, много. Так много, что кажется, будто тут только что зарезали барана.

И хрипы. Булькающие, царапающие слух хрипы человека, лежащего на полу лицом вниз. Мужчина. Белый. Одет в видавшие виды джинсы, просторный худи грязно-болотного цвета и грубые армейские ботинки. Рядом с головой умирающего — а в его неминуемой смерти у меня нет ни малейшего сомнения — замызганная бейсбольная кепка.

Ну что, тварь, нравится тебе на своей шкуре прочувствовать то, что ты творил с другими?

И тут я, наконец, слышу голоса, раздающиеся из, похоже, второй комнаты.

Перлы — горячо убеждающей в чем-то.

И мудака Кроули, отвечающего ей:

— Мне очень жаль, Сантос. Но так будет лучше для всех. Ты умрешь, и на этом все закончится. Я даже обещаю обставить дело так, будто это ты поймала маньяка и мужественно вступила в неравную схватку с ним. Твои родные будут гордиться тобой, героически погибшей при исполнении служебного долга. И, клянусь, ты не будешь страдать, я не такой рехнутый ублюдок, как этот…

Не такой? Не такой, блядь?! Еще какой “такой”! Потому что ты в ближайшей перспективе такой же, сука, мертвый, как и потенциальный покойник на полу.

Промчаться до распахнутой двери во вторую комнату так, чтобы под подошвой не звякнуло разбросанное барахло и не хрустнул ни единый осколок стекла? Сделано.

Оценить за одно мгновение положение в пространстве Перлы, гада, его точные ближайшие намерения и вооружение? Сделано. Мразь намеревался задушить мою девочку куском пленки. Мою девочку, что была распростерта практически голой на каком-то поганом топчане, застеленном той же блядской пленкой. Обе ноги и левая рука пристегнуты, на правую уебок наступил коленом. Кровь… ее кровь.

А ну отставить, Брукс! Всего лишь кровь и раны! Которые будут отомщены и заживут, и они не повод впасть в безумие и все испортить.

Стены в чертовой хибаре оказались, на удивление, из бетона. Стрелять и рисковать задеть Перлу в случае рикошета? Недопустимо. Только ручками. Шаг, еще, слов, звучащих в комнате, я не слышу. У Кроули как раз кобура расстегнута, чтобы быть готовым палить в любую секунду. Обезоружить. Урод наклоняется сильнее, решаясь наконец на самое паскудное. Еще шаг. Последнее действие — дернуть его на себя и провести удушающий, избавляясь одновременно от оружия. Но у скота чутье тоже, видно, животное, а может меня выдает то, что Перла ловит меня взглядом.

Крошечное движение ее глаз, чисто инстинктивное, и уже почти схваченное плечо выскользнуло из моего захвата. Ублюдок со скоростью отчаянно борющейся за свою жизнь адской твари упал вперед, на Перлу, перекатился через нее и замер с противоположной стороны кровати с пистолетом, уже прижатым к ее виску.

— Стоять! Или я ее пристрелю! — завизжал он как в дешевых боевиках и ткнул стволом с такой силой, что голова сахарочка дергнулась.

— Это тебя все равно не спасет, дерьмоглот. Скорее уж наоборот. Тронешь ее, и ты точно покойник. А так, может, просто сядешь.

Я не добавляю, что на электрический стул.

— Отошел! К стене, я сказал! — продолжал разоряться Кроули, мечась взглядом от меня к открытой двери. — Ну? Я завалю ее!

Я попятился назад и нарочито расслабленно улыбнулся Перле.

— Все будет хорошо, сахарочек.

— Я знаю, — хрипло ответила она.

— Заткнись, мать твою! Оружие на пол!