Сдавайтесь, шериф! (СИ)

— Коннор? Мне писал? Когда? — напрягся я.

— Ну на самом деле он писал тебе уже несколько раз, да я замоталась, прости. И кстати, ты и сам мог бы хоть иногда разгребать свои сообщения и почту.

— Я разгребал. Три раза в том месяце.

— С каких пор сносить все без разбору в корзину называется разгребать? — ехидно прищурилась миссис Доэрти.

— Есть завал — нет завала. Разгребал, — пояснил я. Элементарно же, чего непонятного?

— О-о-о, парни! — закатила она глаза.

— Так чего хотел Коннор? — напомнил я ей изначальную тему, а то сейчас начнет меня распекать за всех. Я за братьев потерплю, мне не в лом. Подумаешь, минут пятнадцать посношают тебе мозг, какие мы раздолбаи. От меня не убудет, а Мари, глядишь, и полегчает. Так то у нее с нами, и правда, работа нервная. Если уж деться будет некуда, то стану терпеть и кивать, махая покорно гривой, но коли есть шанс соскочить без повреждений мозга, почему бы и не сделать этого.

— Он хотел с тобой поговорить. Вроде что-то важное. Весьма надеюсь, что твой сослуживец бывший не решил у тебя денег попросить, узнав, что ты теперь парень состоятельный. — Наша драконяша удивительное создание. Всегда начеку и на страже наших границ и интересов. Везде ей заговоры и попытки нас задеть-обобрать-за-яйца-подловить чудятся. А что поделать? Не она с паранойей, жизнь вокруг такая.

— Нет. Очень вряд ли. Если это не вопрос жизни кого-то из его близких.

Последний раз я видел Коннора в госпитале, после того, как мы на той чертовой мине подорвались. Меня контузило знатно. Так, что соображать ваще перестал. Майка и сержанта Шервуда сразу насмерть. А Коннору осколок в позвоночник угодил. Да так хитро, что он из горящего опрокинутого джипа меня, оглохшего и ослепшего, выволок, оттащил подальше, и только после того, как рвануло, ноги у мужика отказали. — Он оставил номер для связи?

— Да, оставил. Сейчас скину.

— Спасибо, сестренка.

Я набрал Коннора сразу, наплевав на заворочавшееся внутри чувство стыда. Как-то уж так вышло, что после выписки из госпиталя я его всего раз навестил. Я уволился из армии после второго контракта, его комиссовали и отправили сначала на другой конец страны на долгую реабилитацию, а потом он уехал домой, в Техас. Меня суета закрутила, он сам не писал и не звонил. А вот теперь, когда и позвонил, со мной хрен свяжешься.

— Привет, бро, рад слышать. — И я действительно был рад. Семья — это семья. А те, кто стал побратимом в свисте пуль и грохоте снарядов… Это тоже семья. Но другая. Та, о которой мы в свое время условились никому особо не говорить. Ибо слишком специфическими оказались наши навыки и умения. Не стоило их тащить в мирную жизнь. Совсем не стоило. Именно поэтому никто и никогда не видел ни единого фото моих сослуживцев. Да и не слышал никогда моих рассказов о тех двух контрактах, что я отпахал во славу демократии. Нет в ней никакой славы. Но есть те, кто пахал вместе с тобой. И знают настоящую цену и ей, и человеческой жизни.

Голос Коннора был глухим и явно встревоженным.

— Чувак, нужна помощь. Срочно. Красный уровень.

— Принято. Скинь координаты. Обстановку доложишь, пока буду в дороге.

С “красным уровнем” ни у одного из нас не хватило бы ума шутить. Потому что это реально вопрос жизни и смерти. Мне хватило десяти минут, чтобы скинуть кой-какое барахло в рюкзак и загрузить данные в навигатор. Осталось уладить вопрос с моим нынешним работодателем.

— Мистер Лоуренс, поговорить бы, — окликнул я нашего продюсера, порхающего ядовито оранжевым мотыльком и жалящим хуже самой злющей осы своим языком бедолагу фотографа, что сегодня снимал очередную фотосессию нашего семейства Герреро.

— Ты надо мной издеваешься? Мы здесь няшную семейную картинку должны создать в брутальном обрамлении, а у тебя выходит чертова семейка Адамс! — вызверился напоследок на длинноволосого парня Ронни и обернулся ко мне, мигом переходя на свое обычное воркование. — Рауль, птенчик мой кареглазенький, а куда это ты у нас собрался?

Я был уже морально готов вступить с ним в долгие препирательства. Торговаться, выслушать угрозы штрафами и наказанием вообще изгнать из шоу, стерпеть вопли, взывающие к моей совести, и упреки, что подвожу всех. Так что вздохнул и ответил:

— Мне нужно уехать.

— У меня есть время собрать для сопровождения мобильную съемочную группу? — деловито осведомился он.

— Нет. Мне нужно уехать совсем без огласки, — покачал я головой и повторил, — совсем. В идеале — вообще по чужим документам.

Ронни нахмурился и шумно втянул воздух.

— Причина?

— Я должен помочь бывшему сослуживцу, — не стал врать я.

— Должен или до-о-олжен? — уточнил он, явно интересуясь, есть ли на то мое добровольное желание или это какая-то обязаловка.

— Должен и хочу.

— Как это надолго? — сухо уточнил он.

— Я не знаю, — честно признался. Там такое дело, разве же угадаешь.

Лоуренс возвел глаза к потолку, подумал, а скорее всего, просто что-то посчитал. Башка у этого мужика варит вообще не так, как у всех обычных людей. У нас она варит мысли, а у него сразу же бабки. Не в смысле, что он ради них на все готов, а в том, что он их из всего может извлечь.