Положение о самостоятельности, независимости и даже смелости следует распространить на ряд областей человеческой деятельности, в частности, даже на такую отсталую, как поэзия. Объек-тивные данные убеждают нас, что в некоторых случаях поэт должен быть сам своим высшим судом, что он, несомненно, строже других может оценить свой труд, а стало быть, соответственно относиться к суду глупца и смеху толпы, оставаясь холодным и твердым.
Но бывают такие случаи, когда работников культуры прямо-таки одолевает безудержное стремление сделать что-нибудь приятное покупателям книг или билетов в цирк.
Тогда они говорят: "У нас самый замечательный в мире читатель (зритель, слушатель)".
Или действуют иначе. Например, таким способом.
Удачно исполнив номер, артист кланяется публике.
Этот поклон называется комплимент.
Комплимент делается так.
Быстро семеня ногами и все убыстряя семенение, артист выбегает из-за кулисы, сгибает ноги в коленях, как будто ему прицепили к заду гирьку в полкило весом, и разводит руками. Потом, не выпрямляясь и быстро семеня ногами, он, не поворачиваясь к публике задом с прицепленной гирькой, убегает за кулису. И так несколько раз, пока самый замечательный зритель не плюнет на все это и не подастся в буфет.
Быстро семеня ногами и все усиливая и усиливая семенение, Юрий Олеша делает публике комплимент.
"Никакой творящей идеи у художников Запада нет"1, - заявляет он. Аплодисменты. Комплимент.
1 "Великое народное искусство. Из речи тов. Ю. Олеши". - "Литературная газета", 1936, 20 марта, № 17.
В конфликте художника с обществом нельзя быть заранее уверенным, что художник всегда неправ, а общество всегда право.
В связи с этим соображением возникают разнообразные вопросы, представляющие не только академический интерес.
Например, хотелось бы выяснить, кто был прав, великий поэт Осип Мандельштам, написавший стихотворение, которое не понравилось, или люди, которые его за это убили?
Не подвергавшаяся сомнению и проверке уверенность в том, что уж если конфликт есть, то, разумеется, неправ художник, исключала дискуссию.
Центральный пункт социологии исторического процесса свидетельствует, что в случаях, когда исключаются дискуссии, начинаются репрессии.
По неопровержимым законам социологии начались репрессии.
Трагедия эпохи была не только в том, что шло методическое уничтожение талантливых и мыслящих людей, но еще в том, что не уничтоженных заставляли делать то, что запрещает делать человеческая совесть, что не позволяет делать честь, ум и талант. Чтобы это все-таки делать, нужно было в первую очередь убедить самих себя в том, что лучше этого дела, которое заставляют делать, ничего не бывает. Не уничтоженные сначала делали вид, а потом начинали вроде искренне верить, что кажущееся им странным, бессмысленным, даже вредным делается во имя чего-то неведомого и прекрасного. Не уничтоженные уничтожали самих себя и других еще не уничтожен-ных. Это происходило из-за круговой ответственности всех членов общества. Например, если Зощенко сделал что-нибудь, что не понравилось, то отвечал за это не один Михаил Михайлович, а все. Поэтому общество смотрело во все глаза, чтобы какой-нибудь его представитель, зазевавшись, не повредил бы как-нибудь всем.
А. Солженицын об этой эпохе и приблизительно об этих же обстоятельствах говорит с точностью и строгостью судьи: "На то придумана бригада... бригада это такое устройство, чтоб не начальство зэков понукало, а зэки друг друга. Тут так: или всем дополнительное или все подыхайте. Ты не работаешь, гад, а я из-за тебя голодным сидеть буду? Нет, вкалывай, падло!"1.
1 А. Солженицын. Один день Ивана Денисовича. М., 1963, с. 29-30.
Но "трагедия" и "эпоха" это не то же, что, например, "климат" или "корпускулярные излучения солнца", то есть нечто независимое от людей. Трагедии и эпохи делаются людьми, всеми вместе и каждым в отдельности, и поэтому, кроме проблематичной ответственности времени и гипотетичной ответственности человечества, существует реальная, подлежащая обследованию ответственность каждого человека.
Никакой ответственности, кроме персональной, в обществе не существует.
Если человек совершает преступление, то кроме вины общества, времени, эпохи, существует вина преступника.
Так как художник это чаще всего взрослый человек, а взрослый человек обязан знать, что делает, что ему нравится и что у него вызывает отвращение, то не следует освобождать его от ответственности, сваливая все на печальные обстоятельства.
Но, может быть, художник не знает, что делает, что ему нравится, что вызывает у него отвращение?
Значит, выбор такой: знал или не знал?
Как же отнестись к человеку, который знал о событиях трагической эпохи и молчал?
Как отнестись к человеку, который не знал, не видел, не понимал, что происходит вокруг?
Кровав и трагичен результат этих бескорыстных и этих небескорыстных иллюзий, заблуждений и успешных самовнушений.