Это уже приобретало подлинную значительность: писатель выходил из частного случая и получал широкое поле.
Широкое поле размышлений о том, что люди не могут сговориться о самых простых и самых важных вещах...
Трагическая тема неразрешимости противоречий поэта и общества в рассказах "Вишневой косточки" становится все более важной.
Она выходит за пределы конфликта соседних - предреволюционных и революционных - эпох и распространяется на всю человеческую историю. Мысли, чувства и ощущения героя автобиографических рассказов и героя рассказов о других людях оказываются сходными, и сами герои повторяют друг друга в характерах, портрете, намерениях и речах.
"Я очень стар", - говорит в автобиографических "Записках писателя" Юрий Oлеша.
"Я очень стар..." - повторяет через год герой его рассказа "Альдебаран".
Неслучайное сходство двух фраз создано неслучайным сходством контекстов.
В обоих рассказах слова о старости окружены воспоминаниями.
"Извещение огромными буквами на первой странице газеты о том, что мир заключен, я прочел сам. А это было заключение мира после Японской войны", вспоминает писатель.
"Я помню, как танцевали в Париже канкан", - вспоминает его герой.
Двадцать пять лет отделяет героя от события в автобиографических "Записках писателя".
Герой рассказа "Альдебаран" спускается под своды истории.
"Я - дело Дрейфуса, - говорит он, - я - королева Виктория, я открытие Суэцкого канала". События отодвигаются на тридцать лет, на полстолетия, на столетие... "Он стал размышлять о веке просвещенного абсолютизма. Герцогиня дю-Барри. Салоны. И многое другое. Директория. Баррас. Возвышение Бонапарта. Госпожа Рекамье. Женщины говорили по-латыни. Игра ума. Нити политики в маленькой ручке. Жорж Санд. Шопен. Ида Рубинштейн". Полтора столетия, столетие... "При других объективных обстоятельствах она (Катя. - А. Б.) - вертела бы историей".
Отход от автобиографии дает возможность писателю конфликт поэта и общества распространить на века, на историю, сделать его вечным.
Автобиографические произведения - "Человеческий материал", "Я смотрю в прошлое", "Цепь", "Записки писателя" - как бы написаны "толстяком на коротких ножках", так похожим на Кавалерова. Между автобиографическими рассказами и рассказами о других людях граница стирается.
Эту границу стирает сам писатель.
Он говорит: я и мой герой это одно и то же.
""...мне трудно бежать, но я бегу, хоть задыхаюсь, хоть вязнут ноги, бегу за гремящей бурей века!" - ...я говорю о себе..."1
Это не было сорвавшимся словом, полемикой, фразой, сказанной в запальчивости. Прошло полтора года после речи на съезде, восемь лет после романа, а писатель все возвращается к этой теме.
Приходят трагические размышления о себе и о мире. Приходит лирика.
В художественных произведениях, в лирике настойчиво и тревожно звучит тема умирания, потерь, трагического конца. "Мысли о смерти образуют никогда не утихающую бурю".
Услышав такое, критика ахнула, но не отвернулась от Юрия Олеши.
Напротив, она протянула писателю спасительную руку.
Как всегда в таких случаях, наиболее предупредительной была братская рука В. Шкловского, лучшего знатока Юрия Олеши и его круга, превосходно чувствующего, что особенно полезно в каждый данный момент:
"Художник (Олеша. - А. Б.) не может охватывать сюжетом вещи.
То есть он не может показать изменения жизнеотношений.
Олеша переходит на систему деклараций. Он рассказывает о своих эмоциях по поводу того, как он не может охватить мир".2
1 Ю. Олеша. Беседа с читателями. - "Литературный критик", 1935, № 12, с. 157.
2 В. Шкловский. Дневник. М., 1939, с. 145.
Олеша переходит на систему деклараций.
В декларациях этого времени Юрий Олеша высказывает очень много бодрых суждений.
"Мы, писатели-интеллигенты, должны писать о самих себе, должны разоблачать самих себя, свою "интеллигентность", - требует Олеша.
Нам, тридцатилетним, порою трудно посмотреть в лицо новому миру, и мы должны вырабо-тать в себе умение расставаться с "высокой" постановкой вопроса о своей личности" - заявляет автор "Зависти" в 1930 году.
А немного позже, в 1934 году, переломном в истории русской литературы году и переломном в творчестве Олеши - в этом году был написан "Строгий юноша", произведение симптоматичное и настораживающее, - бодрые суждения крепчают прямо-таки на глазах.
В это время он, разоблачив себя, написал о том, что стал "инженером человеческого материала".
Это произошло сразу же после того, как другой известный писатель Иосиф Виссарионович Сталин написал о том, что писатели - инженеры человеческих душ.
Став инженером, Олеша заявляет: "Ко мне вдруг, неизвестно почему, вернулась молодость...