Когда мы оказались в машине, Лолия сказала:
– Извини за то, что нам так спешно пришлось покинуть торговый центр. Но, сам понимаешь, мне не нужны были лишние вопросы. Главное, что той информации, которую я оставила охраннику, хватит для того чтобы в течение пяти минут отыскать мать мальчишки.
Лолия бросила на меня короткий, но пристальный взгляд и продолжила.
– Когда я посмотрела в глаза мальчику, то сразу увидела яркие образы о том, как прошел для него этот день… Он заходит с матерью в двери торгового центра. Его мать одета в серое пальто, у неё длинные тёмные волосы, а на вид ей не больше двадцати пяти лет. Затем они с матерью покупают продукты, мальчик засматривается на витрину со сладостями. Он не может оторвать взгляда от красивого большого торта в виде красной машины, а когда он оборачивается, то мать находиться уже у кассы, он догоняет её, и они идут дальше… Платья, манекены… Они заходят в отдел одежды. Тут его мать встречает свою подругу, рыжеволосую девушку с короткой стрижкой в джинсовой куртке. Женщины начинают о чём-то оживленно разговаривать, а мальчишка, увидев неподалеку эскалатор, оставляет их и поднимается наверх… Игровые автоматы… Они повсюду и все дальнейшие его мысли только о них. Яркие игры, завораживающие мигающие огоньки и громкие звуки… Затем в его памяти всплывает охранник, который наверняка заметил одиноко шатающегося между игровыми автоматами мальчишку. После этого я увидела только испуг и осознание того, что он потерялся.
– Откуда же тогда ты узнала его адрес?
– Он хранился в его памяти. Мать давно заставила сына выучить их адрес, на случай, если он потеряется, однако мальчишка так растерялся, что забыл об этом, хотя адрес продолжал надежно храниться в его голове. Так часто бывает и со взрослыми, какие-то данные хранятся в голове, но в некоторых ситуациях человек просто не может составить своеобразный запрос, чтобы, образно говоря, обратиться к нужной ячейке памяти.
– Но зная всё это, мы могли бы сами заняться мальчишкой и отвезти его домой.
– Нет. Есть специальные люди, которые могут сделать это быстрее и лучше нас… – отрезала Лолия.
Мы сидели в машине на стоянке перед торговым центром, и я через стекло автомобиля увидел выходящую через двери здания перепуганную женщину лет двадцати пяти в сером пальто, которая несла на руках зареванного сына…
Как-то мы пошли в театр. Лолия не любила оперу и балет, её привлекали только драматические постановки.
Название спектакля, я как всегда успешно забыл, но чтобы рассказать о нём потом друзьям, сохранил программку. В этот раз на сцене разворачивалась очередная семейная драма, показавшаяся мне довольно правдоподобной. Я даже увлекся разборками героев, но уже с середины спектакля мысли мои поползли куда-то в собственные проблемы и я потерял ход сюжетной линии. Лолия же все два с небольшим часа увлеченно смотрела на сцену. Её глаза светились, и я надеялся, что после спектакля она объяснит свой интерес к довольно посредственной, на мой взгляд, пьесе.
Когда мы вышли на улицу, холодный воздух взбодрил меня. Мне захотелось, вспомнив старые времена, прогуляться по городу, вдыхая свежее дыхание приближающейся зимы. Раньше после спектаклей Лолия обычно обсуждала со мной постановку и сюжет, сегодня же разговор потёк совершенно в ином русле. Мы начали обсуждать актеров. Лолии всё проще становилось общаться со мной на своём уровне, на уровне считывающего. Теперь я знал о её возможностях и всё больше замечал, как велико в ней желание делиться своими наблюдениями хоть с кем-нибудь. В качестве этого «кого-нибудь» она выбрала меня.
Сейчас мы шли по вечернему городу, и Лолия пыталась объяснить мне, как происходит перевоплощение актеров. Она увлеченно рассказывала, как лучшие из них настолько вживаются в роль, что полностью отождествляют себя со своим персонажем. Они наделяют себя его мыслями, помнят не своё, а его прошлое, имеют не свои, а его привычки. Они внутренне становятся тем человеком, которого играют. Другие же актеры, не способны на сцене полностью отрешиться от собственных забот. При помощи грима их внешность может полностью измениться, они могут надеть одежду своих персонажей, но в душе они будут оставаться теми же прежними людьми. Они играют самих себя на сцене. Бывает, актер настолько выучивает свою роль, что играет её просто на автомате, продолжая думать о своих повседневных проблемах…
Мы свернули с центральной улицы в немноголюдный переулок.
– Внешне, ты даже не заметишь, что этот человек думает о совершенно посторонних вещах, – увлеченно рассказывала мне Лолия. – После множества однотипных спектаклей роль выучивается настолько, что в любом состоянии актёр без труда может изображать на сцене своего персонажа.
– Как же можно играть и думать о чём-то другом? – удивился я, вовлеченный в разговор напором и энтузиазмом своей жены.
– Можно. Если бы ты, так же как и я, мог заглянуть в мысли этого человека, то понял бы, как всё его тело на автомате проигрывает заученные движения и произносит привычные фразы, оставляя мозг свободным для посторонних мыслей.