Осенью восемь лет назад погода была примерно такой же, правда не здесь, а в Осло, тогда за сутки выпало тридцать шесть миллиметров осадков, и когда он с небольшим опозданием явился на вечеринку, насквозь промокший, то рассказал об этом Эве. «Тридцать шесть миллиметров за последние сутки, — сказал он ей, — по радио сообщили». И тогда она засмеялась и ответила: «А ты необычный». Он воспринял эти слова как комплимент, и когда уже позже они отправились вместе домой, под тем же дождем, который, строго говоря, уже не был
Над его головой проносится чайка. А под ним расстилается фьорд, сверкающе-белоснежный, бесконечно глубокий. Юнас не только внимательно рассмотрел идиллические фотографии фьорда, но и прочитал о нем — «самый длинный и глубокий фьорд в Норвегии» — так там было написано, больше тысячи метров в самой глубокой точке.
Он еще крепче сжимает мокрые от дождя перила. Пальцы занемели от холода. Из-за недосыпа перед глазами стоит серый туман. Уже подъезжая к Лейкангеру, он чуть было не заснул. Никогда прежде с ним такого не случалось: нога резко дернулась, и он осознал, что вот-вот вылетит на встречную полосу. Юнас свернул в автобусный карман и вышел из машины. Туман оказался таким густым, что разглядеть можно было только очертания обступивших его гор, они будто нависали над ним, прижимая к земле. Струи дождя стекали по заднему стеклу «гольфа», и Юнас лишь угадывал очертания лежащих внутри вещей: чемоданы и коробки из шведской сети магазинов «Клас Олсон». Прошло меньше суток с тех пор, как Эва, прислонившись к дверному косяку, заложив руки в задние карманы джинсов, наблюдала за тем, как он упаковывал последние вещи, все еще остававшиеся у нее дома. За последнее время она сменила торшер и передвинула стеллаж с книгами к стене у окна. Он прожил здесь три года, но квартира вместе со всей мебелью принадлежала ей, она распоряжалась здесь всем, и это жилье так и не стало его или их общим домом. Юнас засунул в коробку спальный мешок и подобрал темно-синюю непромокаемую куртку, которую едва ли хоть раз надевал. «Мне все же кажется, это как-то неоправданно — взять и согласиться на работу в крошечном городишке за пятьдесят миль отсюда», — рассуждала Эва. Юнас взглянул на непромокаемую куртку, которую держал в руке. Вроде бы ее подарили родители Эвы? На прошлое или позапрошлое Рождество? «Ну, самое главное — что ты не опускаешь руки, идешь дальше, — заключила Эва. — С этой точки зрения все разумно».
Вечно одно и то же: иди вперед, не останавливайся. Юнас сложил куртку, тщательно и неторопливо — в спешке не было никакой необходимости, надо было дать Эве время передумать. «И как говорится, — продолжала она, — иногда на худой конец стоит просто воспользоваться возможностью, чтобы понять, что ты живешь», — говоря это, она слегка закатила глаза, потом вскинула руку и посмотрела на часы: «Пора бежать. У меня дежурство».
А часы были черными. Не те стального цвета, что она обычно носила, его подарок — довольно дорогой подарок, который он сделал на ее день рождения в первый год их отношений.
Куртка выскользнула из его рук и с глухим звуком приземлилась на спальный мешок в коробке. Эва смотрела на Юнаса. С лестницы донесся звук заработавшего лифта. Поначалу низкий гул за стеной спальни очень раздражал его, особенно после ночной смены, но потом он привык. Эва подошла к нему, обвила руками плечи, Юнас склонился к ней, но, когда попытался прижаться, она разжала объятия и отступила. «Езжай осторожно, — сказала она. — На связи».
«На связи?» — думает Юнас и чувствует, как очередная дождевая капля холодит шею и пробирается дальше под воротник джинсовой куртки; он оделся не по погоде, а синяя куртка все еще лежит в коробке в машине. На связи — это как? В смысле через СМС? Или узнавать о ней из ленты новостей фейсбука? Или из словно бы не нарочно запущенной ехидной сплетни от однокурсника: слыхал, что Эва выходит замуж за одного из старших врачей отделения?