На команде мой список не кончается, и я, сильно переживая, еду на арену в Гастингс. Там меня удивляет тренер Эллис, загладить вину перед которым оказывается очень даже легко. Я не успеваю и рта открыть, чтобы начать свою заготовленную длинную речь, как он уже сжимает мое плечо и говорит:
– Оставь это для мальчиков. Хорошо, что ты вернулся.
А мальчики? Они тоже с легкостью принимают меня обратно. Но только тут я дошел до середины своей речи, которая включала обещание накормить всех пиццей. Когда я продолжаю дальше, меня перебивают крики Робби:
– Чувак, ты уже купил нас пиццей!
Я остаюсь, чтобы помочь на тренировке. У меня как будто камень с души упал. И она парит, потому что Элли была права – я
Но когда я взбираюсь вверх по ступенькам на трибуне, волнение опять возвращается.
На коленях у Дакоты розовая тетрадка, над пустой страницей завис карандаш. Она замирает, когда я усаживаюсь рядом с ней, не говорит «привет», и я отчетливо вижу обиду в ее огромных голубых глазах.
– И что нам на сегодня задала злодейка миссис Клейн? – сипло спрашиваю я.
Дакота молчит.
– Если тебе нужно написать несколько предложений о своем герое, то я точно не подойду. Но если о человеке, которого ты больше всех ненавидишь, готов поспорить, ты сможешь с легкостью написать про меня десять страниц.
Она хихикает и тут же в ужасе прикрывает рот ладонью, словно пытаясь загнать этот пронзительный звук обратно.
– Дакота, – со вздохом окликаю я ее.
Она наконец поднимает на меня глаза, в которых бушует гнев.
– Я злюсь на тебя.
– Я знаю, малышка.
Я проглатываю ком в горле. Какой же я козел! Я забил на наши с ней занятия, не приехал, чтобы объясниться. Просто взял и исчез из ее жизни.
Дакоту и Робби растит мать-одиночка. Дакота часто рассказывает про нее и как-то раз призналась, что их отец одним прекрасным днем вышел из дома и больше не возвращался. У меня сосет под ложечкой от мысли, что я могу снова пробудить в ней те мучительные воспоминания.
– У меня умер друг…
Но я вдруг умолкаю, потому что не могу думать о Бо без пронзительной боли в сердце. Видит бог, как же я скучаю по этому дуралею! Мне не хватает наших разговоров, даже обычной болтовни ни о чем. С кем еще можно было без зазрения совести обсуждать «Сумерки»?
– Мне было тяжело с этим справиться, – говорю я Дакоте. – Я никогда раньше не терял близких. Ну, только если дедушку Кендрика, но он умер, когда мне было пять. Может, ребенком я был более стойкий?
Дакота настороженно смотрит на меня.
– Прости меня, Коти. Мне черт… честное слово, очень жаль, что я вот так взял и исчез, не сказав ни слова. Я разрешаю тебе ударить меня по лицу со всей силы. Ну быстрее, давай, прямо сейчас, пока не видит тренер Эллис.
Дакота снова хихикает. А потом доказывает, что дети и правда быстро оправляются от всего плохого: она хлопает меня по руке и говорит:
– Хватит вести себя как девчонка, Дин. Ты опять мне нравишься.
Я еле сдерживаю смех.
– Точно?
– Ага. – Она надувает пузырь из жвачки, а потом показывает на свою тетрадь. – Мне нужно написать одну страницу про свой любимый фильм и почему я люблю его.
– Ясно. И какой фильм твой любимый?
– «Дневники принцессы».
Еще бы!
– Ну что? – Я щелкаю костяшками пальцев, как будто готов. – Давай начнем.
Приехав домой, я звоню Джоанне Максвелл, и мне везет застать ее во время перерыва на ужин. Я извиняюсь за то, что не пришел на прощальную церемонию. Она принимает мои извинения. Мы почти час говорим о Бо, но потом Джоанна с неохотой сообщает, что ей пора на репетицию. Мы обещаем друг другу не терять связь, и, когда я вешаю трубку, в сердце стоит тупая боль. Но я не собираюсь нарушать обещание. Бо был важной частью моей жизни. Джоанна – его старшая сестра. Я буду продолжать общаться с ней, несмотря ни на что!
Мне нужно сделать еще один телефонный звонок, но не скажу, что жду этого с нетерпением. Несколько дней назад я попросил Фитци отследить для меня Миранду О’Ши. Фитци всегда удается обойти закон, чтобы достать новую видеоигру, не покупая ее, так что я решил, что ему хватит мастерства достать номер телефона Миранды. И оказался прав. Понятия не имею, как он это сделал, но спрашивать тоже не собираюсь, потому что не хочу сесть в тюрьму.
Я набираю номер и жду. Мы с Мирандой уже сто лет как не виделись и не разговаривали. У меня не осталось к ней никаких романтических чувств, но нам ох как нужно кое-что между собой разрешить. К тому же я до сих пор не сказал ей одну вещь. Надеюсь сегодня это изменить.
Если она возьмет дурацкую трубку. Гудки все идут и идут, и я уже собираюсь разъединиться, когда в динамике звучит торопливый голос:
– Алло!
Я делаю глубокий вдох.
– Миранда?
– Да. Кто это?
– Это… э-э-э, Дин. – Пауза. – Дин Ди Лаурентис.
В трубке звенит тишина.