Счастья и расплаты (сборник)

Среди дебильства пьяного заборного,
бессмертья дур-дорог
          и дураков
нас укрепляет здравый ум Задорнова —
дар Щедрина,
          который Салтыков.
Когда застой взасос дедуси чествовали,
он разгадал метафоры мои
и за главу мою про Лобачевского
чуть не был исключенным из МАИ.
Мне называть тебя лишь Мишей хочется,
настолько близок ты,
          как друг и брат,
и все-таки не забывать и отчества —
глаза отца
          из глаз твоих глядят.

Спасибо тебе,
          Миша Николаевич,
что, за ухо нас крепенько словя,
ты, как гвоздями,
          шутками вколачиваешь
нешуточные горькие слова.

Что женщин ты унизил —
          это глупости.
Ни на кого ты зря не нападал.
Прошелся по американской тупости,
а разве нашей ты не наподдал?
Лингвистом, от минобров независимым,
фольклор вобрал устами, как родник,
и как мальчишка
          озорнейше высунул
от чужизны очищенный язык!
Жить легче, если жизнь облагородена
и не грязны ни совесть, ни уста.
Что наш Язык? —
          он тоже наша родина.
Когда он чист,
          и родина чиста.

30 апреля 2012

Марион Бойарс

Кто лучший мой издатель?
          Англичанка
Марион Бойарс.
В ней вкус и совесть, видно, не случайно
не жили порознь.
Она была в профессии пристойной
непризнанной,
          но гордой королевой
империи портфельной, но достойной.
и с шелестинкой рукописей левой.
Поставила она
          фонтаном брызнувший
азарт
          на карту.
Не бизнейший был муж,
          но самый жизнейший
Кинг Вкуса —
          Артур.
Она как любопытный вороненок
в очках рабочих,
а в рукописях —
          и похороненных
был клюв разборчив.
Как будто у охотника в болоте,
у ней и ушки были на макушке,
и на прицел был ею взят в полете
Кен Кизи
          над гнездом кукушки.
А денежные были катастрофы,
она читала с обожаньем строфы,
какие не хотел читать никто,
которые ей нравились зато.
Издатель,
          если он читает книги,
да и стихи, —
          в глазах коллег он болен!
А для нее прекрасны были миги
с Кортасаром,
          Кэндзабуро
                    и Беллем.
Она могла быть в гневе ураганом,
но грациозным.
Со мной,
          в сибирском детстве уркаганом,
была и другом,
          нежным и серьезным.
Не потеряла детскую резвинку.
Была такого маленького роста,
и танцевала в Грузии лезгинку
она —
          чуть-чуть не жертва Холокоста.

Мы столько выступали с нею вместе.
В ней была смелость книгополководца.
Мне кажется, что Марион —
          на месте.
Ждет рукописей.
          Что ж, писать придется.

15 октября 2011

Танечка Лиознова

На похороны режиссера фильма «17 мгновений весны» пришла лишь горсточка близких друзей. Одним из немногих, кто навестил ее перед смертью, был исполнитель роли Мюллера в этом фильме артист Броневой.